От стволов лип, уходящих в черноту неба, тоже исходило зеленоватое свечение – это древесницы, жившие в стволах, зажгли свои фонарики-сердца. Мимо торопливо пробежали несколько черных муравьев, и мышонок последовал за ними, ведь муравьи всегда знают, где происходит самое интересное.
Он обогнул жилые домики и очутился на площадке возле главного здания, в центре которой находилась большая роскошная клумба. Сейчас клумба казалась еще роскошнее, потому что цветы на ней переливались, как драгоценные камни, и над каждым бутоном разворачивался странный танец. То духи цветов – крошечные дрожащие звезды – кружились в галантном вальсе с пушистыми ночными бабочками. Внизу, в траве, у стеблей цветов, как на поляне среди миниатюрного леса, водили хоровод звери, насекомые и прочие существа: муравьи, в компанию которых затесался почему-то жук-носорог, лягушки, пара землероек, уж, старый гриб с обломанной шляпкой, и, что уж совсем непонятно, потерянный кем-то из девчонок пупсик, стыдливо прикрывшийся кленовым листом. Два воробья и белка отбивали ритм лапками, прыгая по камушкам, окаймлявшим клумбу.
Мышонок радостно пискнул, и хоровод расступился, впуская в круг еще одного танцора. А Сашка спал, повернувшись на бок, и счастливо улыбался во сне.
Пока Сашкина душа танцевала на цветочной клумбе и ловила чутким носиком сладкие ароматы ночи, в комнате происходило вот что.
– Паш, а Паш, спишь что ли? – прошептал Васька Чернобровкин, приподнимаясь на подушке.
– Нет, не сплю, – просипел в ответ Пашка. – Заснешь тут. Этот вон сопит, молнии сверкают, деревья шумят… И еще за ужином объелся.
– Паш, – Васька сел в кровати, свесив вниз тонкие белые ноги, – Давай Пчелу разыграем!
– Раскрасим, что ли?
– Ну да. Как Бублика в прошлом году. Ну, пастой зубной морду намажем, чтоб как привидение стал!
– Давай! Но только он проснется…
– Не, мы осторожно.
Васька соскользнул с кровати и на цыпочках пробрался к умывальнику. Нащупав в стакане тюбик зубной пасты, он подошел к Сашке и опустился на колени, чтобы удобнее было мазать. Сашка спал как раз напротив окна, и его лицо хорошо освещалось зарницами и желтым фонарем во дворе.
– Вон, как дрыхнет, и еще улыбается, – проворчал Васька размазывая пальцем душистую массу по Сашкиному лбу и щекам. – Небось, что-нибудь интересное снится!
– Давай осторожнее, – заворчал Пашка. – Еще разбудишь!
Спящему, и вправду, стало щекотно, он дернул головой и причмокнул губами.
Где-то на большой клумбе мышонок почувствовал, что пора возвращаться. Он попрощался с новыми знакомыми и шмыгнул в траву.
– Ну, вот, – сказал Васька, закончив работу, – теперь он настоящий монстр! Еще паста какая-то зеленая попалась… Фу, гадость! Небось, испугается, когда к зеркалу подойдет!
Васька вернул тюбик на место, сполоснул руки и нырнул под одеяло.
– Ну, всё, Паш, теперь и спать можно, – сонно и довольно промямлил он и, действительно, тут же заснул. И Пашка заснул. И вся комната наполнилась сладким детским сопением.
А мышонок как раз в это время карабкался по веткам сирени к нужному окну. Вот и подоконник. Маленькие лапки неслышно несут его вперед. С подоконник на тумбочку, мимо книжек и пакета с пряниками, с тумбочки на подушку, с подушки… Ох… Мышонок даже пискнул от нежданного ужаса. На подушке лежала чужая, страшная голова! Голова отвратительно ухмылялась белесыми губами и плотоядно причмокивала во сне, кожа на ее зеленоватом лбу натянулась, надо лбом торчали в разные стороны тонкие остренькие волосинки (Васька не поленился и даже чёлку Сашке пастой вымазал).
