Миле не понравилось, что так насмешливо говорят о ее брате, но она сдержалась, решив, что странно в первый час работы что-то доказывать.
– Дома он не такой, – пробормотала она чуть слышно.
– Дома? – переспросила Яна и насупилась. – А вы кем ему приходитесь?
– Родная сестра, старшая, – поставила все точки над «ё» Мила.
– Ой, – обеспокоилась Яна. – Он не предупредил, а я вам наболтала лишнего. Вы уж не выдавайте меня! Пожалуйста! А то уволит…
– Я не скажу, – пообещала Мила и замерла, увидев дорогого брата, застывшего в дверях.
– Кстати, Милочка, – пробормотал он. – Зайди ко мне!
Это прозвучало как-то по-барски, и Милу передернуло. Сразу вспомнилась Хоботова из «Покровских ворот» с ее «Послушайте, милочка!».
– Людочка, – на автомате поправила она, заходя в святая святых. И остановилась, пораженная огромными черно-белыми фотографиями, обклеенными по трем стенам. А вместо четвертой красовалось широкое панорамное окно, из которого открывался потрясающий вид на город, реку и Тарнаусское искусственное озеро вдали.
– Проходи, – махнул рукой Влад. – Чаю хочешь? Или кофе?
– Кофе, – пролепетала она.
– Не тушуйся, Милка, – подмигнул брат. – Тут никто не кусается.
Он поколдовал над кофе-машиной, предварительно поманив сестру пальцем и наказав:
– Учись. Подать гостям кофе входит в твои обязанности.
А потом в комнате отдыха поставил на журнальный стол маленькие чашечки с ароматным варевом и достал из пакета круассаны.
– Все как я люблю, – хмыкнул Казаринов, плюхнувшись в кресло, и указал на другое сестре: – Садись! Что застыла?
Мила аккуратно села рядом.
– Наверное, нужно соблюдать субординацию, – процедила она.
– Ты первая из моих секретарей, кто говорит об этом. Через пять минут вся контора узнает, что ты моя систер. Обращение по имени отчеству и дистанция покажутся редкой глупостью. Поэтому веди себя как обычно. Но помни, что я твой директор.
Мила кивнула и, улыбнувшись через силу, поинтересовалась:
– Где ты ночевал?
– На Миусской, – равнодушно бросил он. – Хотел вернуться к сыну, но приехал поздно, постеснялся будить.
Мила чуть не поперхнулась.
«Постеснялся? Ты?» – чуть не закричала она.
– Я так понимаю, что вы давно контролировали всю мою жизнь, – спокойно протянул Влад. Не спрашивал. Утверждал. – И то, что Лиза бросила меня, это ваших рук дело. Я даже представляю, как распределились роли. Маман – идейный организатор, Кристина – исполнитель, а ты – невинная овечка, прикрывающая собой эту банду. Что вы пели моим бабам? Что-нибудь про детей и семью?
– Про Лизу не знаю, – тяжело вздохнула Мила. – А остальным Кристина просто рассказывала, что у тебя семья и дети. Многие верили. – Сестра пожала плечами, а Казаринов подумал, что по дикой наивности доверял двум мегерам и одной тряпке.
– С этого дня, моя дорогая сестра, – заявил Казаринов торжественным тоном, – мы начинаем новую жизнь. Во-первых, я сокращаю расходы на ваше с мамой содержание. Ей доплачиваю половину пенсии, а не сколько душа попросит. Тебе – фиксированный платеж в десять тысяч рублей. На булавки или самообразование – как решишь. И Алиске с Петькой по потребностям. Дети уж ни в чем не виноваты. Но расплачиваться за их покупки я буду лично. Во-вторых, я живу на Миусской и в гости вас пока не приглашаю. И вы меня тоже не ждите. Никаких сил не хватит с вами общаться по-человечески. В-третьих, если хоть одна из вас сунется к матери моего сына, пусть даже поздоровается на улице, все дотации, кроме детских, автоматически прекращаются. Я доходчиво объясняю?
