Белый - страница 4

Охотник машинально сдернул с головы шапочку: в жаркой избе ведьмы его вдруг прошиб холодный пот: как есть ведь все сказала! А ведьма задумчиво бросила взгляд на короткий ершик волос, и вздохнула:

– Опять думаешь, сказки сказываю? Скоро сам все увидишь. Кого еще лешаки принесли?

Охотник удивленно обернулся, но в этот момент дверь в избу отворилась, протопали шаги в сенях, и в горницу ввалились двое дюжих молодцов в городской одеже.

– Пошли, ведьма. Князь занемог, видеть тебя желают, да травки свои прихвати.

Ведьма усмехнулась, кивнула охотнику:

– Поди. Свидимся еще.

***

Рыжий гусь почему-то особо приглянулся охотнику. Он, словно собака, ходил за ним по пятам, и все норовил увязаться за ним и вечером, однако на ночь Ведьма неизменно загоняла гусей в сени и запирала дверь. Охотник изредка даже брал его с собой стрелять перепелок, и гусь послушно шлепал по полю, ни разу не потерявшись и не отстав.

На селе, куда они недавно переселились уже никто и не знал охотника по имени, и нареченное при рождении имя почти забылось. Так и звали его все, Охотник. Да оно, может, и к лучшему. Ни к чему им, чтобы нашли их староста со своей неуемной дочерью, которой мужа мало, а еще и Охотника для ночных утех подавай. Хату свою на том селе Охотнику пришлось бросить.

После переселения само собой получилось, что поселились они рядом с ведьмой. И лишь через пару месяцев, разбирая старый мешок с вещами, которых сто лет не доставал с печи, Охотник достал старую, скатанную в трубочку холстину. С портрета на него смотрела цыганка Рада. Юная, в ярких юбках, перебирающая монисто на груди.

Ведьма. Его Ведьма.

Лебеды нынче неурожай. То ли лето засушливое, то ли просто ей так вздумалось в это лето, не вырасти. Не найти лебеды…  А надо мне в зелье ее, лебеды этой проклятой, надо, и все тут…

Я отошла от избы на пару десятков шагов, оглянулась. Высунув длинную шею из калитки, мне вслед смотрел Мартин, серый, упитанный гусь. Я готова была руку дать на отсечение, что он улыбался.  Из соседской трубы на крыше валил дым, Охотник затопил печь, чтобы приготовить куропаток, которых настрелял рано утром, пока я еще спала.

От домика веяло уютом и теплом. Домом.

Охотник как будто был всегда, хотя поселился рядом совсем недавно, одну зиму назад. Я уже и не помнила, как мы жили без него.

Мы – это я и мои гуси.

Мартин, между тем, опасливо сделал шаг по тропинке, а потом, осмелев, уверенно потопал за мной, смешно переваливая круглое туловище на коротких лапках.

В этот момент лопухи слева от гусака подозрительно зашевелились, и в следующую секунду на него бросилась грязно белая тень.

– Мартин! – Заорала я, а в следующую секунду по земле покатился клубок из гусака, меня и того непонятного, и невесть откуда взявшегося, из кустов. А еще через секунду я уже обнимала тощего, грязного белого волка с человеческими глазами и ревела навзрыд:

– Белый, Белый…

– Бурый уже, а не белый. Видишь, полинял, облез весь…  – Волк убирал морду, на которую щедро лилась соленая вода из моих глаз. – Ишь, сырость развела, я и так мокрый весь! А ты… Дура ты, а не ведьма, –  волк, пару раз лизнув меня в щеку для приличия, наконец, выбрался из моих объятий и отошел в сторонку. – Из-за какого-то паршивого гуся!

Выглядел Белый, и правда, неважно. Шерсть сбилась клочьями, кое-где из нее торчал репей. Морда осунулась, бока ввалились.