Беовульф - страница 10

драгоценностями,

самоцветами, —

всем, что в доме,

в хоромах Финна,

отыскать смогли;

и жену благородную

возвратили они

из заморья в отечество,

в землю датскую!»

Так закончил

1160 сказитель песню;

пир продолжился

за медовым столом,

и вино – дивных бочек сокровище —

разносил виночерпий.

Златовенчанная

вышла Вальхтеов

в зал, где конунг

сидел с племянником

(не порвались еще

узы кровные),

а в стопах у владетельных Скильдингов

сел вития

Унферт, признанный

меж людьми

многодоблестным,

хоть и был он убийцей

кровных братьев своих.

И промолвила Вальхтеов:

«Господин мой,

1170 испей эту чашу,

о даритель сокровищ,

да возрадуешься

ты, друг воинов!

Слово доброе

молви гаутам,

будь с гостями

не скуп, но равно

дари и ближних,

приветь и дальних!

Назвал ты сыном,

так я слыхала,

героя-гаута,

который ныне

очистил Хеорот

кольцесверкающий, —

так будь же щедрым,

покуда можешь! —

когда же срок твой

придет, оставишь

1180 своим сородичам

казну и земли!

А добрый мой Хродульф

поддержит славу

юной дружины,

коль скоро прежде,

чем он, о Скильдинг,

ты жизнь покинешь;

сторицей, надеюсь,

воздаст он нашим

детям за прежнее:

был сиротой он,

его мы вскормили

и мы возвысили

нам на радость,

ему во славу!»

Затем повернулась

к скамье, где братья

Хредрик и Хродмунд,

сыны ее кровные,

1190 сидели средь юных,

а между ними —

герой гаутский,

воитель Беовульф.

Ласковым словом,

чашей медовой

был он привечен,

а также пожалован

двумя запястьями

златовитыми

да украшением —

кольцом ошейным,

какого в жизни

я и не видывал,

и кто из героев

владел, не знаю,

подобным сокровищем,

кроме Хамы,

который, в дом свой

внеся ларец

1200 с ожерельем Бросинга,

бежал от гнева

Эорменрика

под руку Предвечного.

Гаутский Хигелак,

внук Свертинга,

тем даром Вальхтеов,

кольцом был украшен

в последней битве,

где защищал он

свою добычу,

стоя под стягом, —

войнолюбивца

Судьба настигла

в пределах фризских:

надев на шею

то украшение,

пришел за море

дружиноначальник,

но пал под щитами,

1210 и с телом вместе

убор нагрудный

достался франкам,

и это сокровище

также стало

поживой слабейших

врагов на поле,

где многих гаутов

смерть похитила.

Под клики застольные

молвила Вальхтеов,

стоя меж воинов:

«Владей, о Беовульф,

себе на радость,

воитель сильный,

дарами нашими —

кольцом и запястьями,

и пусть сопутствует

тебе удача!

Гордись же, воин,

1220 славой и мощью

и будь наставником

этих юных.

Не я прославляю —

ты сам прославил

себя среди смертных

вовек и повсюду,

вплоть до границы

суши и моря!

Будь же, воитель,

благоуспешен!

Живи безбедно!

И я надеюсь,

ты станешь другом

сынам моим кровным,

о многорадостный!

Конунгу предан

каждый наш ратник

верен другу

и кроток духом;

1230 старейшины дружны;

слуги покорны;

хмельные воины

мне повинуются!»

Воссела гордая!

Великолепен был

пир-винопитие;

и не предвидели,

не знали витязи

Судьбы злосмертной

им уготованной,

когда под вечер

Хродгар на отдых

в покои конунга

ушел, оставив,

как должно, в зале,

в чертоге, стражу,

дозор дружинный.

Служили им ложами

и подголовьями

1240 скамьи дощатые

(Роком отмечен

был между ними

один брагопийца);

щиты широкие,

блестя, стояли

у них в изголовьях;

на лавах виднелись

высокие шлемы;

и меч отменный

у каждого воина

был под рукою,

и сбруя кольчатая.

Таков обычай

у них, всечасно

готовых к сече:

и в дальнем походе,

и в доме отчем —

везде, где опасность

грозит владыке, —

1250 стоит на страже

дружина добрая!

Они уснули.

Из них единый

за сон расплатился,

как то и прежде

случалось в доме,

где долго злочинствовал

Грендель, покуда

казнь по заслугам

его не настигла,

но скоро люди

о том узнали,