Другие же беглецы – алчные до жизни реальной – искали от века исполнения желаний у Москвы – дородной тетки с огромными щедрыми сиськами.
Золото московских куполов всегда отсвечивало деньгами, тогда, как Питерские золоченые шпили таяли в фантастическом сиянии небес.
Троллейбус лязгнул дверьми и уехал, оставив после себя сонную тишину. Мимо пронесся бешеный грузовик. Около клуба на 16-й линии остановился розовый, как барби, «хаммер».
У дверей клуба Коша встретила Зыскина.
Они поздоровались. Зыскин облобызал Кошкину влажным поцелуем, который она стерпела с большим трудом и тут же стерла.
– Там внутри тебя ждет Муся, – сказал Зыскин. – Я оставил для тебя записку. Возьми и прочитай ее.
– А может, так скажешь?
– Нет. Так не скажу. Это надо читать.
Из клуба вышел Котов и облизал Кошкину взглядом:
– Привет? С нами едешь?
– Нет. С тобой? Никогда!
Кошкина метнулась в дверям и чуть не сбила с ног шикарную блондинку и высокого господина, похожего на Пьера Ришара.
– Простите!
Кто бы сказал Кошкиной, что блондинка с бриллиантом и рыжий лялька идут встречаться с Черепом, Коша покрутила бы у виска. Но было именно так. Они втроем сели за один столик.
– Ты видела? – спросила Коша, падая напротив Муси за столик.
– А-а? – Рассыпав гриву волос, Муся лежала на руках сложенных под головой. – Я поняла. Надо ждать, когда волны будущего выбросят на берег бытия какое-нибудь событие. В Питере ничего не нужно делать. Надо только оказаться в нужное время в нужном месте.
– Видела? – повторила Коша.
– Что?
– С кем Череп тусует?
– Видела. Давно уже. Они все время с ним встречаются. Это какие-то коллекционеры. Их Череп с художниками знакомит.
– Да? А со мной? Пусть со мной познакомит!
– С тобой? Ну, не знаю. Мне кажется, их интересует что-то другое. Не то, что рисуешь ты. Но ты спроси – мало ли! Я жду тебя уже два часа! Хорошо, что Зыскин угостил меня коктейлем, а то бы я уже сдохла от скуки.
– Повезло тебе, – усмехнулась Коша. – Я бы не отказалась от коктейля.
– У меня нет ни копейки.
– Какое совпадение. У меня тоже.
Коша оглянулась: огромный золотой скарабей на пальце мужчины, как две капли воды похожего на Пьера Ришара, сверкал нереально острыми лучами. Стало страшно.
– Да, дорогуша! Ты в «Ариадну» сходила? – вдруг вспомнила Муся.
Коша опустила глаза.
– Нет.
– Почему? Ты все время стонешь, что у тебя нет денег, и что твои работы никуда не берут. А что ты сделала для того, чтобы твои работы куда-то взяли? Ты часто бываешь в галереях, где продают живопись, чтобы предложить там свои работы?
– Нет. Не часто.
– Ты думаешь, что достаточно нарисовать, и все случится само?
– Нет. Я так не думаю. Но мне кажется, что я никому не нужна. Вот ты сама сказала только что, что эти коллекционеры не захотят купить мои работы.
– Вот потому у тебя ничего и не покупают. Художники рисуют для людей. А ты рисуешь для себя. И вообще! Нельзя ходить в галерею с надписью на лбу «Пошлите меня на хрен!»
– Знаешь, если честно, – вздохнула Коша, – я не хочу их продавать. Я хочу жить среди них. Мне среди них уютно и спокойно. Когда у меня покупают картины, я становлюсь словно бездомная.
– А когда ты ходишь и клянчишь в долг у Зыскина? Ты не становишься бездомная?
– Это другое. Так у меня бездомное тело, а без картин у меня душа становится бездомной.
Муся прямо задохнулась от одновременного возмущения и жалости.
– Так. Хватит! Хватит космической сопричастности! Почему ты не сходила в Ариадну?
