замечательно убедительно, опираясь на документы, устные и письменные свидетельства, обнаруживает Алексей Букалов.
«В один из февральских дней 1974 года наш маленький автомобильный «караван» медленно продвигался всё дальше и дальше на север Эфиопии, – начинает он «Пушкинскую Африку». – Судя по карте, мы уже пересекли пятнадцатую параллель, а стало быть еле заметный ручей под мостом – река Мареб. Остановились у большой акации на развилке дорог. Было тихо, солнце клонилось к закату, тени стали длиннее, и высокие горы на горизонте покрылись легкой дымкой… Здесь, на границе с Эритреей, воздух тоже, казалось, был пропитан не пылью, а самой историей…»
Алексею Букалову, переправившемуся через реку Мареб, посчастливилось больше, чем Пушкину с Арапчаем. Перед ним раскинулась территория, еще не завоеванная, которую предстояло ему открывать, исследовать, наносить на карту.
«Дальние загадочные страны», – берет он эпиграфом, начиная свое дальнее и долгое путешествие. «Дальние загадочные страны», составляющие предмет Пушкинской географии, не очерчены границами, потому что безгранично воображение Поэта; их история не скреплена хронологией, потому что мысль Поэта не стеснена временными пределами, а Слово его по-своему отзывается в новых поколениях.
Об этом путешествии рассказывает Алексей Букалов в книге «Берег дальний».
Моей маме, лучшему в мире детскому доктору, посвящается
«Il mal di Africa»
От автора
Эта книга призвана рассказать не столько об А.П. Ганнибале, «гениальном предке гениального поэта» (определение Натана Эйдельмана), сколько о значении этого родства для психологии творчества и мировоззрения самого Пушкина.
Судьба так распорядилась, что автор, итальянист по образованию, после окончания института десять лет проработал в Восточной Африке, где тогда еще помнили итальянский – язык бывших колонизаторов. И как большинство европейцев, не смог не влюбиться в этот удивительный материк. Альберто Моравиа даже придумал имя такому наваждению: «Il mal di Africa» – «Заболеть Африкой», как назвал его писатель в последней книге о путешествиях по Черному континенту (1987). Сейчас, пытаясь понять это чувство очарования и привязанности, я нашел еще одно объяснение, для меня – важнейшее. Африка подарила России предка ее величайшего поэта, и уже за одно это следует испытывать признательность «ветрам степей африканских», забросившим на наши просторы пушкинского черного прадеда.
Знаю, что был не одинок в этом восприятии Африки «через Пушкина», у меня были столь блестящие предшественники, как Николай Степанович Гумилев, совершивший три путешествия на Африканский Рог и оставивший нам не только «абиссинские и сомалийские» стихи, полные грусти и экзотической прелести, но и интереснейшие дневники, лишь недавно обнаруженные. Поэт побывал на предполагаемой родине Ганнибала, первым сфотографировал молодого раса Тафари (будущего императора Эфиопии Хайле Селассие) и привез в Петербург коллекцию предметов африканского быта, не потерявшую и сейчас, спустя почти век, своего научного значения.
Есть Музей этнографии в городе этом
Над широкой, как Нил, многоводной Невой,
В час, когда я устану быть только поэтом,
Ничего не найду я желанней его.
Я хожу туда трогать дикарские вещи,
Что когда-то я сам издалека привез,
Чуять запах их странный, родной и зловещий,
