«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы - страница 77
«При Пушкине балет уже победил классическую трагедию и комедию», – отмечал В.Г. Белинский352. Был в пушкинском Петербурге и другой известный балетмейстер – земляк Густава Адамовича, Шарль (Карл) Луи Дидло, швед по происхождению. В авторском примечании к «Евгению Онегину» содержится такой отзыв Пушкина: «Балеты г. Дидло исполнены живости воображения и прелести необыкновенной» (VI. 191).
Образ учителя танцев, хромого шведа из романа «Арап Петра Великого», М.С.Альтман остроумно счел контаминацией образов двух танцевальных мастеров – хромого Балашова и шведа Дидло.
В некотором смысле предшественниками этих знаменитых танцмейстеров в жизни Пушкина могли являться и упоминавшийся нами московский учитель танцев Петр Иогель, и лицейские преподаватели – Вильгельм Теппер де (или фон) Фергюсон, Гюар, Билье и Эбергардт. Об этом последнем известно, что он «был весьма хороший учитель танцевания и по возможности способствовал развитию в воспитанниках развязности, ловкости и приличия не только в танцах, но и в поступи и движениях»353. Пушкин преуспел в этих науках. Как сообщил брат Левушка, «аттестат, выданный ему из Лицея, свидетельствовал между прочим об отличных успехах его в фехтовании и танцевании…»354
Напрашивается ассоциация и с другим знаменитым учителем танцев – персонажем комедии Лопе де Вега. И хотя Пушкин признавался в письме к Н.Н.Раевскому-сыну в 1825 году, что «не читал ни Кальдероне, ни Веги» (XII, 197, 541), название и содержание пьесы «Учитель танцев», вероятно, были ему знакомы. Персонажем танцмейстера прославленный поэт испанского Возрождения не впервые «предвосхитил» Пушкина: еще в 1617 году он написал первую драматическую обработку истории Лжедмитрия – «Великий князь Московский».
Вспомним также танцмейстера из мольеровского «Мещанина во дворянстве». И здесь мелькнула тень «фернейского старца»....
Конкретно по поводу судьбы Густава Адамовича можно сделать некоторые уточнения. Пушкин называет два факта из биографии шведа: Нарвский бой и поход 1701 года. Бой под Нарвой в ноябре 1700 года был победным для шведов. (Ремарка Пушкина в «Истории Петра»: «Все описание Нарвского сражения в Голикове ошибочно» – X, 54). Там русских погибло 6000 человек, записал Пушкин, «убито, потонуло и дорогою до Новг <орода> от голоду и холоду пропало» (X, 55).
Таким образом, Густав Адамович был ранен и, вероятно, пленен в момент шведского триумфа. Поход же Шереметева в 1701 году в Лифляндию был довольно удачным для молодой русской армии и флота – именно этот год выбран в качестве темы для беседы Петра с пленным шведом. Сам мотив известен у Пушкина – Петр, пирующий с пленными шведами:
Полтава (V, 59–60)
В «Истории Петра» тоже неоднократно возникает тема пленных шведов: «Народ смотрел с изумлением и любопытством на пленных шведов, на их оружие, влекомое с презрением, на торжествующих своих соотечественников и начинал мириться с нововведениями» (1704 год. X, 78).
А вот другой курьезный факт из русской исторической хроники. записанный Пушкиным и свидетельствующий о его устойчивом интересе к шведам-музыкантам: Петр в Петербурге женился в ноябре 1707 года в соборной церкви св. Троицы, на Екатерине, «мариенбургской девке, бывшей замужем за шв<едским> трубачом, потом наложницею Шереметева и Меншикова» («История Петра», X, 112).