— Не понимаю, какого лешего Дрон её порезал, и так бы догнали, — кипятился он.
— Бабы не любят, вот и платит им той же монетой. Если эта овца крякнет, Князь нам яйца оторвёт!
— Она не овца.
— А кто, обезьяна? Вон на какую тачку насосала! Я пацанам сказал, чтобы мне на дачу её сегодня же перегнали. Надо доверку будет сделать.
— Езжай скорее! Я уже весь в кровище.
— Сейчас Борис Семеныч заштопает девочку! Везут его с больнички.
Мы ехали не останавливаясь, значит, дорога без светофоров. Везли за город. Если туда же пригонят мой мерс — респект им и уважуха. На своей тачке бежать сподручнее, да и терять железного друга не хотелось. Вряд ли братки меня собрались зашивать для того, чтобы убить и закопать под ёлкой. Дадут время оклематься и сдадут боссу из рук в руки. В машине нас, судя по всему, трое. Ещё кто-то пригонит мою машину. Пушечное мясо. Вот к их старшим я не хотела бы попасть, а с этими как-нибудь разберусь.
— У неё в сумке зелёных нехило. Попилим.
Конечно, нехило, я ребятам зарплату везла! Меня начал бить озноб, хотелось свернуться калачиком и сильнее закутаться в то, во что я была замотана. То ли кожанка чья-то, то ли пуховик.
— Слушай, её трясет, — сильные руки обняли меня крепче. Показалось, что сероглазый губами прижался с моему перебинтованному лбу. Я едва не вскрикнула от боли, но в мои планы не входило так быстро приходить в себя.
Машина повернула и пошла по неровной дороге. На каждый ухаб тело отзывалось болью, и я закусила губу, чтобы не застонать.
— Тише ты! Не картоху везешь! — прикрикнул на товарища сероглазый.
Вскоре машина остановилась. Хлопнула водительская дверь, и послышался звук открываемых железных ворот. Проехали ещё немного вперёд.
Парень вынес меня из машины и поднялся на крыльцо:
— Открывай скорее, она же простудится!
— Слушай, волчара, ты достал уже! Она кто, баба твоя?
— Нам её Князю нужно живой и в здравом уме доставить! Так что пошевеливайся, — буркнул сероглазый.
— Ну, потрепать за мягкие места нам её никто не запрещал, — хохотнул второй.
Меня внесли в дом и положили на кровать.
— Дэн, тащи ножницы, надо платье разрезать, — сероглазый разул меня.
Зачем разрезать на мне платье? Очень хотелось хотя бы ощупать себя и понять, что со мной. Но я не двигалась. Получалось без труда — силы покидали меня. Я балансировала на грани сознания. Послышался звук выдвигаемого ящика.
— Эти острые вроде. От бабки остались. Как думаешь, она в ауте или притворяется? — кровать промялась под Дэном, и он склонился надо мной.
Я даже перестала дышать, любое малейшее движение доставляло боль.
— Да хрен поймешь, ты её в бинты как мумию замотал. Один рот торчит.
Залязгали ножницы, и платье предательски расползлось.
— Нам рот, собственно, только и нужен, — чужие пальцы прошлись по моим губам и сдавили щеки. — Глаза ни к чему.
— Твою мать, Дэн, она крякнет, не ровен час, а тебе лишь бы присунуть, пока не остыла. Где там лепила хренов застрял? — сероглазый повернул меня на бок и ощупал рану на спине. Значит, порезали меня. Просто прекрасно! — Хорошо, что неглубоко. Но кукухой она нормально вошла в пол. Не знаю, менять повязку или подождать.
С улицы послышался звук подъезжающей машины. Я облегчённо вздохнула. Пусть врач даже работает на этих утырков, но он, по крайней мере, приведёт меня в норму. Парни вышли из комнаты. Наверное, я потеряла много крови — от слабости не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
