Берега мечты. Том I - страница 27

–Жду того же от тебя, – глубоко возмущенная учиненным самоуправством, огрызнулась я, но за Родриком к тому моменту уже закрылась дверь.

ГЛАВА IX

Плотные ролл-шторы создавали в номере приятный взгляду полумрак, и я совершенно не чувствовала хода времени. Под потолком негромко шумел кондиционер, в коридоре раздавались торопливые шаги спешащих на пляж туристов, а из-за окна доносились отзвуки плещущихся о берег волн. Казалось, я провела в постели целую вечность, пытаясь привести к общему знаменателю разрозненные мысли, но в голове по-прежнему царил первозданный хаос, а все мои старания неизменно пропадали всуе. Я облизывала потрескавшиеся губы, жадно хлебала минеральную воду, заботливо оставленную Родриком на прикроватной тумбочке, и снова смеживала налитые свинцом веки. Неясные образы стремительно проносились перед закрытыми глазами, знакомые лица теряли четкость и превращались в бликующие тени, сонный разум обволокла тяжелая, липкая дремота, постепенно парализовавшая тело и безраздельно подчинившая себе всё мое существо. Бессвязные обрывки фраз, многоэтажная пирамида из нагромождения отдельных слов и случайных воспоминаний, тягучие мгновения абсолютной неподвижности – ненадолго возвращаясь в реальность, я списывала свое полубессознательное состояние на последствия капельницы и силилась переместиться в сидячее положение, однако, онемевшие конечности меня не упрямо слушались, и я раз за разом погружалась в тупое оцепенение, не позволяющее мне адекватно оценивать окружающую действительность. У меня было такое чувство, что даже сердце отныне билось на порядок медленнее своего нормального ритма, а от привычного мира меня отделяла сплошная полоса отчуждения, преодолеть которую мне мешали сгустившиеся над помутившимся рассудком сумерки.

В этой беспросветной мгле, нарушаемой лишь краткими вспышками убийственно острой головной боли, меня то и дело посещали преисполненные раскаяния сожаления о своей недавней откровенности, вылившейся в итоге к какую-то странную игру по неведомым мне правилам. Непонятно зачем я привела в номер постороннего человека, несколько часов подряд распивала с ним ром, а потом вдруг решила, что он идеально подходит на роль личного исповедника. Я рассказала Родрику всё то, о чем никогда не узнают ни мои родители, ни Ален, ни кто-нибудь еще, я начистоту выложила ему свои тайные мотивы и впустила в сокровенные уголки души, где не бывали даже самые близкие мои люди, я полностью раскрылась, и теперь ощущала себя так, будто всё это время расхаживала перед британцем голышом, толком не придавая внимания своей постыдной наготе. Сейчас он знал обо мне стократно больше, чем кто-либо, он видел меня настоящую, рядом с ним я сбросила покровы напускных приличий и выплеснула наружу все скопившиеся внутри эмоции, но по идее это не должно было меня волновать. Да, я никогда в жизни не напивалась до невменяемости, и никому еще не доводилось видеть меня валяющейся на полу возле заблеванного унитаза, но здесь было нечто иное. Я готова была отбросить прочь неэстетичную физиологию без малого недельного запоя и даже принципиально не обращать внимания на то, как неутешительно тесная дружба с алкоголем отразилась на моей внешности, но я беспрестанно испытывала невыразимый стыд за каждое сказанное Родрику слово. И дело обстояло вовсе не в глупом и безосновательном страхе, что о моих незавидных перипетиях скоро будут знать все многочисленные собутыльники британца – я в равной мере верила и его обещанию бережно хранить мои секреты, и голосу здравого смысла, убеждавшего меня в абсурдности самой вероятности публичного разглашения пьяных бредней никому не интересной туристки. Просто я внезапно поняла для себя, что совсем не против и дальше продолжать наше общение, именно общение, а не совместные попойки, превращающиеся нас обоих в агрегаты по переработке спирта, но у меня элементарно не хватит смелости снова посмотреть ему в глаза. Я удивлялась самой себе, но проводить время с человеком, ставшим непосредственным свидетелем безобразного эпизода неуправляемого пьянства, я считала вполне нормальным, а вот поддерживать отношения с тем, кому я неосторожно позволила переступить тонкую грань между элементарной искренностью, изрядно подогретой обильными возлияниями, и абсолютным отсутствием белых пятен, начисто стертых с карты моей надломленной психики, неожиданно оказалось практически невыполнимой задачей.