Парк тоже назывался какой-то Сэйнт, в смысле – священный, о чем сообщала табличка. Здесь, разумеется, было сразу несколько баскетбольных площадок. Как без них прожить чернокожим? Никак. Штук шесть. Не меньше. «Здесь они тренируют свои навыки, – подумал я, – чтобы потом обыгрывать иммигрантов в тюрьме». За площадками – дорожки, лавочки, деревца. Лягу, на одну из лавочек, и посплю недолго, решил я, лишь бы не сперли карабин, пока я отдыхаю. Ну, ничего, не сопрут, он завернут в одеяло. Положу его под голову. Так что будет и мягко и удобно и спокойно.
«Интересно, как там Диггер-неудачник? – подумалось. – Получил Виктор мой презент?» И тут я начал сомневаться – а тот ли это вообще Леонард?.. Я получше постарался припомнить фотографию в полицейском участке. Вроде бы, на фото у того нос был меньше. Да и челюсть у этого не такая здоровенная. К тому же, Диггером он себя не называл. А мне и в голову не приходило так к нему обратиться. А, в общем-то, какая разница, решил я, тот это Леонард или не тот. Все равно – мерзкий отморозок. Вон до чего родную мать довел, бузотер хренов. Провод телефонный перерезал, чтобы она не вызвала полицию. Вообще, – я почесал в затылке, – конечно, странновато, что человек, который находится в розыске, вдруг заявился к себе домой. Там-то его, по идее, могут поймать… Да ну его… Не хочу больше об этом думать. Главное, что я поступил правильно.
Я углубился в парк – и тут же наткнулся на шпану. Снова разношерстная толпа черных малолеток. Причем, отлично помню, в России я думал – все негры одинакового цвета и все на одно лицо. А в Америке первое время удивлялся – какие они все разные. Здесь тоже были те, что посветлее, а были – почти лиловые. Но все, как один, дурные, орущие визгливой разноголосицей, будто свихнувшиеся птицы.
Разумеется, это были не те ребятишки, которые меня избили. Но примерно такие же. Человек десять. Я не стал их считать. Как только они направились ко мне, я сразу же достал пистолет… И затем, разложив тех, что не успели убежать, на травке, принялся обшаривать их карманы… Кстати, пришлось пару раз стрельнуть в воздух, чтобы они не торопились покинуть «святую» землю парка – а у них было такое греховное намерение, как только они поняли, что я за фрукт. Правда, они, видимо, решили, что имеют дело с обнаглевшим копом. Денег набралось не густо – полтинник баксов с мелочью. Серебром я побрезговал. Но у одного на пальце была золотая печатка. Голду я потребовал снять, потыкав паренька для лучшего понимания пистолетом в поясницу. Ну, не знал я слова «снимай», поэтому сказал просто:
– Гив ми ё факинг фингер.
Парень так перепугался, что громко и от души пукнул.
– Ф-фу ты, – выдохнул я. По-моему, он обосрался. Воняло сильно.
Я достал свой раскладной нож и заорал:
– Гив ми ё факинг фигнер, факинг ниггер, ай сэд.
И постучал лезвием по перстню.
– Голд?
– Ye, – подтвердил он тихим затравленным голоском.
– Гив ит ту ми!
Он снял печатку, и я сунул ее в карман. Затем пинками поднял малолетних ублюдков и заставил бежать. Когда они скрылись из виду, я решил, что на месте преступления спать не годится, и поспешил в другую сторону, прочь от парка – по 149‑й стрит.
Повезло. Каким-то ветром сюда задуло такси. Увидев желтую машину, я бросился ей наперерез, готовый, если понадобится, угрожать водителю карабином, лишь бы он вывез меня наконец из этого проклятого гетто. Когда садился в машину, заметил подозрительного типа в бейсболке козырьком назад неподалеку. Он тусовался на углу, переминаясь с ноги на ногу, и странно на меня поглядывал. Это из-за полицейской формы, смекнул я. Попросив таксиста чуток обождать, я направился прямо к нему. И сказал ему:
