— Лиам, пощади меня! — молю его с болью в глазах. — Мне ещё эту недостачу со своих средств покрывать. У отца или у матери попроси.
— Не начинай! — видимо, я задела его за живое. — Они меня из-за гулянок и посадили на сухой паёк. Приходится подрабатывать у тебя, как видишь.
— Друга-то как зовут?
— Есенский.
— Знакомое что-то, — хмыкаю. — Звони! И проси приехать сегодня, если сможет.
— Будь ты брюнеткой, сразу бы прикатил. Но ты вроде хорошенькая, — хмыкает он и достаёт телефон, чтобы набрать друга. И если бы я тогда знала, что значат его слова…”
— Ну, помогать в моём стиле, — соглашается Давид. — Говоришь, Лиам посоветовал меня?
— Да, — киваю головой.
— Хм-м… не помню этого даже, — поджимает он губы. — А Ира? Я тебе о ней говорил?
— Нет, — мотаю головой. — Мы обычно ругались или… затыкали друг другу рты, — отвожу взгляд, вкладывая двойной смысл в слова.
— И это в моём стиле, — облизывается. — И, видимо, хорошо затыкали, раз вон — пузико тебе сделали.
— А потом ты прохода мне не давал, когда узнал, что я беременна от тебя, — продолжаю ему рассказывать.
— А это не в моём стиле, — мотает головой. — Я детей не хочу. Ко мне каждую неделю приходит какая-нибудь и заявляет, что ребёнка ждёт. Мать их прогоняет обычно. Когда проверяет всё и убеждается, что бебик не мой.
— А ты не пробовал предохраняться? — язвительно кидаю.
Это сколько же у него девушек было, если к нему столько приходят?
— Не поверишь, — переходит на драматический шёпот. — Но я каждый раз. Но они все заявляют, что случилось чудо. Порвалось. Был бракованный, а одна вообще заявила, что она была в счастливых трусах. Поэтому залетела.
— То есть?
— Я не представляю, чтобы у меня были дети, и я хотел их, — подытоживает, чем делает мне больно. И добивает: — Бегал за тобой.
— Ты вспомнишь, — рычу сквозь зубы. — И тогда я потребую от тебя по букету из ста одной розы за каждый день, что ты не будешь помнить меня, и я буду слушать то, что делает мне больно, — откладываю книгу в сторону и встаю. — Я принесу нам яблочного сока. Анфиса сама его делает. Вкусный и полезный.
— Алён, прости…
— Сто одна роза, — посылаю ему с улыбкой и выхожу из комнаты, которую Фиска выделила Давиду. У меня соседняя. Маре и Тимуру досталась комната тёти Яры и её мужа, родителей Анфисы.
Иду на кухню, когда до меня доносятся голоса, сразу же заинтересовавшие меня.
— Он прибьёт нас просто! — паникует Тимур.
— Кто? — спрашиваю, присоединившись к ним и включённому телевизору.
— Отец Давида, — уточняет брат. — Он придушит нас, если узнает, что это мы.
— Да что случилось?!
— Вот! — отходит в сторону Глеб и даёт мне услышать отрывок из обращения.
— Сегодня из больницы был похищен мой сын — Давид Есенский, — говорит Виктор Есенский, отец Давида. — Вы видите его на экране. Мой сын в данный момент страдает от амнезии. Похититель воспользовался его состоянием и увёз. Прошу всех, кто владеет хоть как-то информацией о местоположении моего сына, набрать номер нашего агентства! Мы объявляем вознаграждение в пять миллионов рублей!
— Глеб? — оборачиваюсь к парню, который в куртке и с пультом в руках показывает нам это. — Ты же сказал, что всё нормально.
— Он подписал документы о выписке. Никаких претензий к клинике нет. Но формально он ведь похищен тобой. Меня вызывают на допрос.
— Блин! — восклицаю, быстро решая, что делать. Проблем с полицией нам не надо. И искателей пяти миллионов тоже. — Ты в город? — спрашиваю Глеба, и тот кивает. — Отвези меня к дому Есенских. Я поговорю с ними.
