Берлин, Александрплац - страница 52



.

Книга третья

Здесь Франц Биберкопф, этот порядочный, благонамеренный человек, переживает первое потрясение. Его обманывают. Удар нанесен метко…

Биберкопф поклялся, что хочет остаться порядочным человеком, и вы видели, как он целыми неделями действительно остается им, но это до некоторой степени лишь отсрочка. Жизнь находит это, в конце концов, слишком деликатным и коварно подставляет Францу ножку. А ему, нашему Францу Биберкопфу, такой поступок кажется со стороны жизни не особенно корректным, и в течение изрядного времени ему претит такое гнусное, собачье, противоречащее всем добрым намерениям существование.

Почему жизнь поступает с ним таким образом, он никак не может понять. Ему предстоит пройти еще долгий путь, пока он это поймет.

Вчера еще на гордых конях[289]

Так как приближается Рождество, Франц меняет свое амплуа, теперь он торгует разным случайным товаром, несколько часов утром или после обеда специализируется по части шнурков для ботинок, сперва один, а потом в компании с Отто Людерсом. Этот Людерс уже два года как безработный, жена его прачка. Познакомила Франца с ним Лина-толстуха, он приходится ей дядей. Летом он ходил две недели в качестве сандвича для Рюдерсдорфских мятных лепешек[290], с султаном на голове и в ливрее. Франц и Людерс бегают по улицам, заходят в дома, звонят в квартиры, а потом где-нибудь встречаются.

Как-то раз Франц Биберкопф приходит в пивную. Толстуха уже там. Он в особенно хорошем настроении. Жадно поедает толстухины бутерброды и, еще прожевывая их, заказывает для всех троих свиные уши с горошком. Толстуху он тискает так, что она после свиных ушей отчаливает, вся красная от стыда. «Вот хорошо, что толстуха-то убралась, Отто». – «Что ж, ей есть куда. Не все же ей таскаться за тобою».

Франц облокачивается на стол и глядит на Людерса как-то снизу вверх. «Ну а как ты думаешь, Отто? Что случилось?» – «А что?» – «Угадай». – «Да что? Говори уж».

Два бокала светлого, один лимон. В пивную, отдуваясь, вваливается новый посетитель, вытирает тыльной стороной руки нос, кашляет. «Чашку кофе». – «С сахаром?» – спрашивает хозяйка, перемывая стаканы. «Нет. Но поживее».

По пивной проходит молодой человек в коричневой кепке[291], ищет кого-то глазами, греется подле буржуйки, ищет и за Францевым столиком, а затем спрашивает рядом: «Не видели ли вы тут одного человечка в черном пальто с коричневым меховым воротником?» – «А что, он часто бывает здесь?» – «Да». За столиком тот, который постарше, оборачивается к своему бледному соседу. «С коричневым меховым воротником?» – «Много их тут ходит с такими воротниками», – ворчливо отзывается тот. «А вы сами откуда? Кто вас послал?» – спрашивает седой молодого человека. «Да не все ли вам равно? Раз вы его не видали». – «Потому что здесь много бывает народу с коричневыми меховыми воротниками. Надо же знать, кто вас посылает». – «С какой стати я буду рассказывать вам о своих делах?» – «Но если вы его спрашиваете, – волнуется бледный, – был ли тут такой-то человек, то может же он вас тоже спросить, кто вас сюда прислал?»

Молодой человек стоит уже у другого столика. «Хотя я его и спрашиваю, – говорит он, – вовсе не его это дело, кто я такой». – «Позвольте, раз вы его спрашиваете, то и он может вас спросить. А не то вам нечего и спрашивать». – «Да с какой же стати я буду говорить ему, какие у меня дела?» – «В таком случае ему нечего говорить вам, был ли тут такой человек».