Берлин - страница 12

Но иногда я Эстелла. И мне легче от того, что во мне вмещается столько резкости и жестокости. Дело не в чувстве превосходства, просто я боюсь своей слабости.

Каллум пришел однажды, примерно в то время, когда в супермаркетах начинает появляться белая спаржа. Я была рада ему, потому что он был британцем и можно было говорить, не репетируя в голове реплики, которые я собираюсь произнести. Было приятно отдохнуть от немецкого. У нас в языковом классе действовал пакт всегда говорить друг с другом только по-немецки, но венесуэльцы нарушали это правило со мной, хотя мои знания испанского ограничивались названиями цветов, фруктов и простыми предложениями типа: «Я уже не люблю его, но все еще скучаю».

Хотя Каллум не интересовал меня в романтическом плане, я инстинктивно повела себя так, как веду рядом с «парнями». Крашусь, но не чрезмерно. Ключевой момент моего очарования был в иллюзии, будто я обладаю «естественной красотой». Я притворялась одной из тех классных девчонок, которых не волнует внешность. Но – по секрету – ничто не волновало меня больше. Я стыдилась своей горы косметики. Консилер цвета отмерших клеток кожи протек в мою косметичку, которая была в таком запущенном и грязном виде, что наверняка там процветали колонии бактерий акне. Я спрятала ее под кровать и прибралась, но не особо. Я оставила в квартире легкий беспорядок, как будто парень только дополнение к моей очень насыщенной жизни.

Я наполнила водой чайник, потому что Каллум не пил, и я ничего не имела против или делала вид, что не имею, потому что кто может быть против трезвого образа жизни? Но вообще-то я против, это реально беспокоит, потому что я не верю, что трезвенники умеют радоваться и веселиться. Конечно, я не уверена на сто процентов и не могу утверждать, что сама умею веселиться. Но если человеку не по себе рядом с алкоголем, наверняка у него проблемы с радостью, что заставляет меня думать, будто такие люди помешают мне радоваться самой по себе, не говоря уже о том, чтобы радоваться вместе со мной.

Он пришел, попросил чай без кофеина, и мы говорили о книгах. Он не читал ни «Тайную историю», ни «Под стеклянным колпаком», и ногти у него были в форме полумесяца, с кучей маленьких белых пятнышек. В один момент он схватил мою «Волшебную гору» Томаса Манна, сунул мне в лицо и громко заявил, что больше всего на свете боится «не суметь написать нечто подобное!». Он в деталях рассказал мне сюжет своего первого романа. Это история группы беременных женщин, борющихся с климатическими изменениями, проводя онлайн-стримы с абортами на поздней стадии, рассказанная от лица уже-не-будущих отцов. Каллум говорил о разных вариантах финала, а потом пустился в монолог о других своих чаяниях и писательстве. Возможно, когда-то он станет хорошим писателем, даже сотворит нечто наподобие «Бойцовского клуба» или «Американского психопата» и будет восхваляем критиками-мужчинами. Но какая бы блестящая литературная карьера его ни ждала, она не возмещала его полнейшую незаинтересованность во мне. Я не то чтобы жалуюсь. Внутри я была Эстеллой, полной кипящего презрения, но сидела, скромно улыбаясь и подбадривая его: «Звучит здорово! И что потом?»