– Вас тревожит только прошлое? – наконец поняли мы причину визита фрау Кнехель.
– О да. Только нелепая история с гауптштурмфюрером.
– Из-за несчастных ста марок?
Испуг снова вспыхнул в выцветших от времени глазах хозяйки гаштетта: она уловила издевку в нашем тоне. Испуг помог родиться первой слезе. Правда, она была тощей, совсем не соответствующей габаритам фрау Кнехель, и застряла на белой реснице, не собираясь скатываться. Однако наша гостья поспешила поднять платок и прижать его к сухим векам.
– Надо было жить на что-то, – всхлипнула фрау Кнехель-Фельске.
Это, конечно, философия, но не оправдание поступка, итогом которого стала смерть человека на Берлинском кольце.
– Вы знаете фамилию офицера из управления СС?
Она не знала и любопытно подняла брови, очень тонкие и такие же белесые, как и ресницы.
– Нет… Или это важно? Какое-нибудь значительное лицо?
– Во всяком случае, не простое, – с каверзным желанием смутить гостью сообщили мы. – Начальник «Тюркостштелле», Главного управления СС, гауптштурмфюрер Рейнгольд Ольшер.
На фрау Кнехель это не произвело впечатления. Брови остались на той же высоте: гостья ждала еще чего-то более потрясающего.
– Он военный преступник и осужден международным трибуналом.
– Боже! – всплеснула руками гостья. – Военный преступник. Кто бы мог подумать! Воспитанный, благородный человек…
Благородный человек и военный преступник! Искреннее недоумение фрау Кнехель. Ведь действительно, он не бил хозяев гаштета по лицу, держался с достоинством, платил деньги за услугу. В состоянии ли старая содержательница пивного бара оценить коричневых фюреров по их подлинной стоимости! А то, что они били и даже убивали других, так это происходило не в гаштетте, а где-то за лесом, на Берлинер ринге, далеко от дома Фельске. Никто ничего не видел и не слышал.
Между прочим, фрау Кнехель усомнилась в достоверности слухов относительно гибели унтерштурмфюрера.
– Нам не показали его, хотя Томас хотел посмотреть. Господин гауптштурмфюрер сказал: «Вы ничего не знаете о судьбе постояльца. Он ушел от вас – и точка». Притом господин Ольшер, как вы его назвали, печалился не по поводу гибели Исламбека – пропал какой-то пакет. И мы боялись, как бы гауптштурмфюрер не заподозрил нас, но, слава богу, все обошлось хорошо. Томаса никто больше не тревожил… Никто.
– До конца войны?
– До самого конца, – с достоинством утвердила фрау Кнехель.
Она еще раз смахнула со щеки несуществующую слезу, старательно упрятала платок в баул, в какой-то там специальный кармашек, и громко щелкнула застежкой. Встала, давая этим понять, что высказала все.
Как она была не похожа на Оскара Грюнбаха – этого немощного странника, раздумывающего о месте человека на земле, оценивающего придирчиво каждый свой шаг в прошлом. «Если бы все отказались служить коричневому богу, он был бы слабее и не совершил столько зла», – говорил он. Тогда мы отвергли эту мысль. Но ведь старый гравер все-таки прав. Если бы все немцы отказались служить! Даже эти – Фельске. И прежде всего – Фельске, которым платили сто марок за молчаливую услугу. Молчаливую: стисните губы, закройте глаза, когда рядом совершается зло… И они закрывали глаза.
Грюнбах еще добавлял с грустью: «У человека не хватает мужества, чтобы умереть по собственной воле…» Это уже далеко от Фельске, совсем далеко. Содержатель пивного бара никогда не думал о смерти. И не думает, Фельске пережил многих. Он не способен ходить, но он живет и хочет, чтобы имя его не было запятнано.
