Бесчеловечная мерзлота или жизнь как идеальное алиби - страница 6
– У нас новые люди? Что вы скажете о моей оде вину? Мнение остальных меня совершенно не интересует. Прохиндеи и невежды…
Ты включился мгновенно.
– Вы знаете, я готов подписаться под каждым вашим словом, но лично меня удивляет не столько широкое распространение вина, сколько тот факт, что виноград, из которого получают этот божественный напиток, возделывается лишь на двух узеньких полосках климатических поясов на карте планеты. В северном полушарии регион виноградарства ограничивается территорией от 30 до 51 градуса северной широты, а в южном он еще уже – от 30 до 45 градуса южной широты, – ты сделал театральную паузу. – Считается, что виноградарство возникло в «золотом полумесяце», в Месопотамии, и очень быстро распространилось по всему Средиземноморью: много солнца, мало дождей и почти не бывает морозов. Затем, на рубеже старой и новой эры, виноград «перешел» через Альпы, на север. И вот здесь-то, в пограничных районах, появились впоследствии самые первоклассные вина. «Виноград должен пострадать, чтобы родить великое вино», – говорят виноградари. Им виднее.
Ты замолчал. Молчали и все остальные. Молчание прервал Паташон.
– Приятно иметь дело с таким образованным человеком, таким знающим визави. Разрешите представиться – Петр Семенович Евстигнеев, медицинский эксперт и коллега этих молодых обалдуев.
Ты не остался в долгу:
– Очень приятно! Меня, с вашего позволения, зовут Виктор Бернхардович Райс – вот так простенько… Я бы с огромным удовольствием узнал имена вашего спутника… – ты обратил свой взор на Пата. – И нашего молодого лейтенанта.
– Михаил Исаакович Горштейн, прошу любить и жаловать, – представился печальный Пат. – Я – криминалист и, следовательно, собираю, где и что плохо лежит, чтобы у остальных голова не болела…
Он очень выразительно посмотрел на Прохорова. Тот сделал вид, что выпада в свой адрес не заметил.
– А я Сережа, Сергей Челикин. Работаю на этом участке уже три месяца и кое-что могу рассказать про нашего покойника, – лейтенант подтянулся и сосредоточился. – Его зовут Евгений Аркадьевич Арбецкий…
– Кстати, Семенович, а ты уверен, что смерть не криминальная. Все чисто? Не хотелось бы вляпаться во что-нибудь перед праздником, – встрял следователь.
– На первый взгляд все чисто, и этот а-ля герой лермонтовского «Маскарада» отошел в мир иной самостоятельно, без чьей-либо помощи, но сам знаешь – вскрытие покажет. Миша, а ты все собрал? – обратился Евстигнеев к криминалисту.
– Естественно. Хотя с отпечатками будут проблемы: разных пальчиков такое количество, как будто здесь побывала половина города. Разберемся, конечно, но не сразу. Саш, ты только не торопи, – Прохоров в ответ на Мишины слова только кивнул. Было ощущение, что его мысли заняты чем-то другим.
– Слушайте, народ, а вы что-нибудь знаете о пропавших детях? Серега, наш молодой коллега, говорит, что даже дело такое завели. Я, как в пятницу с утра уехал на вызов, так и не возвращался. Вы ведь дежурите сегодня, может быть что-то слышали? Уже кому-то сосватали этот подарочек? – Саша Прохоров явно спрашивал не просто так.
Пат и Паташон, в миру Миша Горштейн и Петр Семенович Евстигнеев, переглянулись. Было очевидно, что они что-то знают, но не могут решить, кто будет озвучивать их знание. После недолгой и беззвучной перепалки одними губами, Петр Семенович откашлялся и произнес:
– Довожу, Саша, до твоего сведения, что в дежурке висит приказ, где во-о-от такими буквами, – он раздвинул руки до предела, – написано, что дело «потеряшек» выделяется в отдельное производство и вести его будет майор Прохоров Александр Сергеевич. А ты не знал?