Бесчеловечность - страница 6

Желтая лента, натянутая на скорую руку и болтающаяся от ветра и мелкого дождя, выделялась из тротуарной обыденности. Это была не та лента, которую растягивают при дорожных, знаете, работах, когда рабочие из дружественных стран в седьмой раз за год меняют тротуарную плитку, и не потому что так надо, а потому что есть бюджет и его надо освоить: купить машину жене, квартиру, к примеру, или отправить учиться любимого сына подальше с глаз долой в какую-нибудь Англию, – нет, это была другая лента, и не потому, что вокруг не сновали рабочие, включившие музыку с телефона, произведенного в прошлом десятилетии, не потому, что тротуар был в целости и сохранности – могли только сегодня его доделать и забыть снять растяжку – нет, не поэтому заболело сердце и голова превратилась в расколотый молотком орех. Все было просто: из здания банка, вокруг которого растянули ленту, валили последние клубы черного, как северное море в непогоду, дыма, а вокруг сновали полицейские и пожарные, которых ранее не было видно из-за припарковавшегося в неположенном для себя месте грузовика. А еще запах. Невыносимый запах жженого белка.

«Это не розыгрыш. Все-таки не розыгрыш», – внутренний голос не умолкал, как будто кто-то посторонний зашел в пещеру и начал повторять одну и ту же фразу. Я бросился через людей к желтой ленте, осознавая, что жизнь моя всецело зависит только от одного «да» или одного «нет», которое предстояло услышать через несколько секунд, похоже, самому невезучему человеку на этой планете.

Я бросился к парню в форме, стоявшему на тротуаре перед пространством, огороженным лентой, и, не добегая до него, крикнул:

– Где майор Востриков??? Позовите майора!!! Он мне звонил!!!

– Молодой человек, не кричите, майор Востриков здесь. Он подойдет к вам, как только освободится, – произнес полицейский, и можно было почти физически ощутить металл и безжизненность в его голосе. Что с человеком делает служба!

– Тупой ты козел, ты что, не понимаешь? Он мне звонил! Позови его или дай пройти!

– Молодой человек, спокойнее. Я не могу вас пропустить. Ведите себя сдержанно, – ответил он все так же непоколебимо.

«Форменный мудак» – подумал я и судорожно начал искать сигареты, а найдя почти пустую красную пачку, плюхнулся на мокрый антрацитовый асфальт. Продолжая шарить в карманах штанов, я повернулся лицом к менту и спросил:

– Что тут произошло?

– Я не могу разглашать данную информацию.

– А что ты вообще тогда можешь разглашать?! – прикрикнул я. – Да где эта ебучая зажигалка?!

– У меня есть спички, нужны?

– Еще два камня мне кинь, осел, – огрызнулся я.

В глубине души я понимал, что этот парень ни в чем не виноват: ни в том, что еще два часа назад меня бросили, ни в том, что полтора часа назад мою жизнь поделили на «до» и «после» окончательно, – просто у него такая работа: стоять тут и не пускать никого туда, где, возможно, случилось страшное. Получается, такой «охранник наоборот»: охраняет не кого-то от страха, а страх от, в данном случае, меня. Наконец, я нашел зажигалку в рюкзаке, закурил, сделал первую глубокую затяжку и меня «осадило»: земля потеряла свои первоначальные очертания и поплыла то вправо, то влево, покачиваясь, как покачивается на волнах судно с мелким водоизмещением.

Я все еще не понимал, что произошло с этим злосчастным банком: выглядело все так, как будто произошел пожар, но для простого пожара согнали слишком много «мусоров» и пожарников. Похоже было на взрыв, теракт, не знаю, но зачем взрывать отделение банка не в самом проходимом месте? И что здесь делала мама?