Беседы с Vеликими - страница 38

– «Молодежь ищет достижимого героизма вместо недостижимого благополучия». Эту фразу Лимонова иногда цитируют в связи с твоим творчеством.

– Правильно сказал. Он человек неглупый. Нравится мне. Его книжка «Это я, Эдичка» в свое время произвела на меня глубокое впечатление.

– А слово «кердык» правда ты придумал?

– «Кердык» – это татарское слово. А вот еще новое есть: «карачун». Означает неожиданную, преждевременную смерть. Это уже русское. Я у Федора Сологуба вычитал.

– Вот ты, как известно, любишь самурайство. Зачем тебе оно? И что в России аналог самурайства?

– Вообще Япония – это специальная страна. Я никогда там не был, но их, японцев, очень сильно уважаю. Из-за того, что они совсем другие барьеры ставят и преодолевают. Обычная ситуация – самурай из-за того, что неправильно поступил, разрезает себе живот и умирает. Причем не как-то быстро, а мучительно умирает. Вот есть такой японский триллер, называется «Брат», Такеши Китано снял, но у нас из-за моего фильма он называется иначе – «Брат якудзы». Там тоже герой приехал в Штаты и завалил американскую мафию. В этом фильме человек отрезает себе палец, сам. Чувствуя свою вину, ответственность. Это совсем непонятно нам. У нас совсем другое… Русский такого не сделает. Тут у нас достоинства как бы гораздо меньше. Но все равно мы к японскому ближе, чем к западному, к европейскому. Я говорю о проявлениях достоинства – оно на Западе вообще на нуле. Там – только бабки…

– Как тебе слава, которая на тебя обрушилась?

– Я очень боюсь, что меня узнают в магазине где-нибудь…

– Не было еще такого?

– Нет. Правда, вот ехал я как-то на машине, и тут… Это была очень хорошая сцена – киношная! Слева от меня – «шестисотый». Первый светофор проехали. Второй светофор: ж-ж-ж, они стекло опускают. Переднее. Оттуда – абсолютно традиционный такой бандюган, лысый, с такой рожей, и спрашивает: «Вы Алексей Балабанов?» Ну так уж получилось… Следующий светофор. Заднее стекло открывается, там приличный мужик сидит такой и говорит: «Мы поспорили просто, он оказался прав». Стекло поднимается.

– А на что они спорили?

– Откуда я знаю?..

– Ну вот видишь, ты боялся, что тебя узнают, а вот узнали – и ничего страшного… Кстати, а ты почему пальцы кидаешь, тебя кто научил?

– Да я просто эмоциональный человек и энергичный.

– Это не бандитская стилистика?

– Нет. Когда я это начал, тогда такого не было. Когда я был хулиганом, такого не было.

– Ты постоянно противопоставляешь нормальных людей интеллигентам. Так, стало быть, ты не интеллигент?

– Нет.

– А что тебя отличает от интеллигента?

– Не знаю… Не знаю.

– Интеллигент – это, по-твоему, совсем плохо?

– Нет, почему… Вот тесть у меня интеллигент, он членкор Академии наук, у меня жена из интеллигентов, скажем так. У нее прадедушка был управляющий имениями графа Шереметьева – на всякий случай, не хер собачий. Они коренные питерцы. Я к ним очень хорошо отношусь – но сам я не такой. Я тебе говорю, у меня папа из сибирской деревни…

– То есть ты сам и есть тот народ, для которого ты делаешь свои фильмы.

– Да! Да. Я считаю, что я народ.

– Скажи, пожалуйста, а почему ты говоришь, что Акунин – козел? Очень интересно…

– По-моему, это Бродский сказал, что Пикуль был любимым писателем советского мещанства. Так вот сегодня Акунин – писатель новорусского мещанства. Он был бы хорошим сценаристом. А писатели – Лесков, Достоевский, Толстой.