Беседы Вельзевула со своим внуком - страница 16



Так продолжалось около шести месяцев, ладони мои покрылись мозолями от каната, привязанного к паровому свистку, когда совершенно неожиданно и случайно я понял причину своей тревоги.

Толчком, приведшим к правильному пониманию, которое вылилось в твердое убеждение, было одно восклицание, услышанное мною при довольно необычных обстоятельствах.

Однажды утром, еще не полностью выспавшись, так как всю первую половину ночи провел на крестинах девятой дочери моего соседа, а другую половину читал редкую и очень интересную книгу, озаглавленную «Сновидения и черная магия», на которую наткнулся случайно, я торопился на работу к свистку, когда вдруг увидел на углу цирюльника, служившего, как известно, в городской управе, который поманил меня пальцем.

В числе обязанностей этого цирюльника была такая: он должен был обходить город в определенное время в сопровождении помощника, который катил специальную тележку, и отлавливать всех собак, на чьих ошейниках не было металлических бирок, свидетельствующих об уплате налога. Затем он отводил этих собак на городскую бойню, где их содержали три недели за муниципальный счет и кормили потрохами. Если по истечении этого времени владельцы не предъявляли на них права и не платили налог, этих собак с некоторыми церемониями и с подобающей серьезностью отправляли вниз по трубе, которая вела прямиком в специально устроенную для этого печь.

Вскоре после этого из другого конца этой замечательной и полезной печи с восхитительным бульканьем появлялось определенное количество прозрачного и идеально чистого жира, который к пользе отцов нашего города шел на производство мыла и чего-то еще; а также с не менее приятным для уха журчанием выливалось определенное количество сырья, годного на удобрения.

Мой друг цирюльник-хирург ловил собак простым и очень искусным способом.

Он раздобыл где-то старую, очень большую рыболовную сеть, которую носил в удобно сложенном виде на плечах во время своих своеобразных экскурсий по трущобам нашего города, предпринимаемых во имя торжества гуманности. Как только какой-нибудь «беспаспортный пес» оказывался в поле его зрения, он без суеты, но с ловкостью пантеры подкрадывался ближе и, выбрав подходящий момент, когда внимание жертвы было чем-то отвлечено, набрасывал на пса сеть и запутывал его в ней. Затем он подкатывал тележку с закрепленной на ней клеткой и освобождал собаку из сети только для того, чтобы запереть ее в клетке.

Когда мой друг-цирюльник остановил меня, он как раз поджидал удобный момент, чтобы набросить сеть на очередную жертву, которая стояла ноподалеку и виляла хвостом. Мой приятель как раз изготовился для броска, как вдруг зазвонили колокола соседней церкви, созывая народ на утреннюю молитву.

Этот неожиданный звон, прозвучавший в утренней тишине, испугал собаку, и она, отскочив в сторону, припустила вниз по улице со всей свойственной ей скоростью.

Это так разъярило цирюльника, что его волосы встали дыбом, и он, швырнув сеть на тротуар, плюнул через левое плечо и воскликнул: – Черт возьми, что за время для звона!

Как только это восклицание проникло в мой мыслительный аппарат, там начали роиться различные мысли, в конце концов приведшие к правильному пониманию причин того неосознанного беспокойства, о котором я уже говорил вам. Я подосадовал, что не додумался раньше до такой простой и ясной мысли.