Первое сравнение, что пришло мне на ум при взгляде на это изобилие шрамов – из-за них кожа на загорелом лице громилы напоминала шкурку ананаса. Такое же сравнение явно приходило на ум и самому громиле. А иначе как объяснить, что он соорудил себе на макушке прическу, напоминающую пучок листьев, торчащих из этого фрукта? Если бы не нацеленный на меня «Вепрь», желание его хозяина придать себе сходство с ананасом вызвало бы у меня улыбку. Самоирония – хорошая и о многом говорящая черта характера. А самоирония в адрес собственного уродства свидетельствует о том, что этот парень являлся оптимистом по жизни. И не особо переживал насчет издевательств, которым он был когда-то подвергнут.
– Ну, чего заткнулся, ковбой? Пытаешься выдумать про меня какую-нибудь шутку? – поинтересовался ананасообразный человек, без труда прочтя мои мысли. Что, впрочем, было не так уж сложно. – Ну давай, выкладывай – посмеемся вместе!
– Я бы с радостью, только боюсь показаться неоригинальным, как и ты со своим «ковбоем», – ответил я. – К тому же я не имею привычки смеяться над людьми, что в одиночку вяжут целую банду. Ну, или не целую, если быть точным – троих бандитов ты все-таки упустил.
– Двоих, – поправил меня мордоворот. – Тот, кого эти твари называли Балабасом, валяется вон там. – Он кивнул на брешь в огораживающем метеостанцию невысоком заборчике.
Действительно, прямо в дыре лежало тело последнего дырокольца, которого можно было разглядеть в высокой траве, лишь хорошенько приглядевшись. Да и сама дыра, кажется, образовалась по вине Стасика. Удирая от двуногого хищника с дробовиком, Балабас получил в спину заряд картечи и, упав на хлипкий заборчик, проломил его. После чего так и остался валяться и истекать кровью в его обломках.
– Отлично: вот теперь все в сборе, – удовлетворенно заключил я и пояснил: – Насчет сбежавших Юрка и Жеки тоже можешь не беспокоиться. Я встретил их в паре километров отсюда, и мы не сошлись во мнении по поводу того, кому из нас жить, а кому умирать.
– Эй, протри-ка зенки: разве похоже, будто меня что-то беспокоит? – огрызнулся громила. – Или хочешь, чтобы я сказал тебе спасибо за эту пустяковую услугу? Ну, спасибо, раз такое дело! Доволен? А теперь будь добр, сделай мне еще одно одолжение – проваливай отсюда, пока мы по-настоящему не разругались.
– По-моему, из нас двоих ворчишь только ты, а я веду себя исключительно любезно, – напомнил я. – Да убери ружье-то, а то негоже вести деловой разговор, размахивая друг перед другом пушками.
– А разве нам с тобой есть что обсуждать? И что значит – «друг перед другом»? Ты что, ковбой, ослеп: это я держу тебя на мушке. А ты стоишь передо мной и треплешь языком вместо того, чтобы свалить отсюда подобру-поздорову, пока я добрый.
– Вышиби ему мозги, Квадро! – подал голос отмалчивавшийся до сей поры Дырокол. – Тебе же это раз плюнуть, хренов мокрушник! Не хочешь меня отпускать, так выполни хотя бы последнюю просьбу приговоренного к смерти! Убей «крысиного волка», и – век мне воли не видать! – я замолвлю за тебя словечко в аду перед дьяволом!
– Квадро?! – переспросил громила, недоверчиво прищурившись. – Так ты, ковбой, и есть тот самый Квадро, о котором болтают в здешних краях? А неплохо ты болтаешь по-русски для американца.
– Разумеется, неплохо, – усмехнулся я, – ведь я родился неподалеку от этих мест. И вообще, никакой я не американец, если на то пошло, а русский. Ну, разве что еще самую малость татарин и еврей, но для русского это вполне допустимая погрешность. А тебя как звать-величать, большой и суровый человек с ружьем? Дырокол обозвал тебя «крысиным волком», но, готов поспорить, он говорил так со зла, и на самом деле твое имя звучит намного добрее.
