– Ничего, брат, – успокаиваю его, – будет и на нашей улице праздник, опрокинется машина с пряниками.
Время тянется, ждем. В отличии от нас нохчи имеют отличное вооружение и технику, но у нас есть наша русская наглость, подписанная злостью. Да и коллектив против них сегодня не тот. Не пехота, не сопливые пацаны – срочники, а контрактники, в недавнем прошлом гопники и урки, так что, как говорит Китаец, будем посмотреть.
Вспышка взрыва и грохот заставляет вздрогнуть, это сколько не жди – все равно неожиданно. С небольшим интервалом второй взрыв, и протяжный от боли вой.
– Начали, господа!!! – Это Фрол орет из окопа и начинает работать, серия взрывов сливается в гул.
– Давай, парни, я все! – продолжает орать Коля,
Все, метелка отыгралась, наш выход. Встаю на колено, шмель тяжелая штука, но по мощи стоит того неудобства. Еще по сумраку определил цель и сейчас бью по памяти. Огненный шар уходит, красиво отсвечивая в ночи. Рядом слышу хлопки мух и агиделей, и как завершающий аккорд – заработал КПВТ. Через пару минут все кончилось, азарта нет, есть только удовлетворение от работы и не более.
– Прости, Генка, это все что мы можем…. – шепчу я и иду в полный рост к нашим. На откинутом боковом трапе БТРа уже стояли банки с тушенкой, водка и кружки.
– Давай, мужики! – Мишаня разливает водку по кружкам, выпиваем не чокаясь. Слова излишни, все понятно и так. Поминаем молча, в воздухе стоит запах тротила, гари, и еще чего то неуловимого. Как говорил Генка – так пахнет смерть, но с ним уже не поспоришь. Рядом метрах в ста находится место последнего подрыва, как пехота не сняла растяжку возле своих позиций не понятно. Ну да хрен с ними, с пехотой, это потом… Они будут рассказывать о героизме и подвигах, а сейчас их не видно и не слышно. Скоро нам передислоцироваться, поэтому тут мы уже вряд ли будем.
– Все, домой! – командует Фарада.
– Домой, так домой, – вторит Эдик.
Мы упаковываемся и через час уже в палатках. Внутри них, на ящиках, стоит весь поминальный набор. Пьем, скорее потому, что надо, у нас никто ничего не спрашивает, да и не нужно это, все ясно как белый день. У всех, почему-то, откуда-то появляется злость именно на нашего подполковника Стрижкова, вспоминается все: и боевые листки, и покос травы, и самодурство в виде подшивания воротничков, но главное это гибель Гены Кортнева.
– Я с ним не поеду никуда, пошел он… – шипит Фрол, – я рапорт пишу, либо я, либо он.
За пять минут достается бумага, и пишутся рапорты на увольнение, в количестве двадцати двух штук.
– Лис, иди к ротному, неси макулатуру, – просит Китаец, – а впрочем, пошли вместе.
Идем решительным шагом к кунгу ротного и без стука заходим. Турыгин сидит за столом с Усовым, между ними бутылка водки.
– Что надо? – спрашивает мрачный ротный.
– Ни хрена и лука мешок, – в тон отвечаю ему, – вот держите! Мы на дембель, если Фараду не уберут! – и кладу ему на колени пачку исписанных листов.
– Это что за хрень? – интересуется Усов, – хотя, впрочем, понятно. Бегут?
– Все бегут, и «Динамо» бежит. – вздыхает Китаец.
– Заебал этот Фарада, – начинаю я и уже валю все в кучу, и траву, и построения, и личные обиды. Все, в общем.
Офицеры слушают и не перебивают.
– Короче, парни, рапорты я отнесу замполиту, а там хрен знает, как вывезет, – подводит итог ротный, – вы идите пока, идите.
– Ну а дальше? спрашиваю я у Женьки.
– Прикинь, ничего. Просто ничего. Либо домой либо служить. У нас выбора-то особо нет. Меня вообще менты дома ждут. Хотя, по барабану, если честно.
