С виновницей моих страданий пересекаться никак не получалось. Она то появлялась на день, то пропадала на два, при этом все зачеты были закрыты, как и экзамены. По большей части автоматом. Ходила она смурная и очень странная, даже у такого отбитого, как я, не хватило смелости задирать ее в этот период. Правда с относительным спокойствием пришло странное волнение, оно скребло изнутри острыми когтями, пусть я и упрямо старался увернуться и перестать думать о ней. Ну мало ли чего там могло быть? Это меня не должно волновать. Но почему тогда я все время искал ее глазами, словно это самое важное в моей жизни? И когда не находил, в душе загоралось нетерпение и волнение.
Все решилось именно в день конкурса научных работ. Мы сидели в столовой, которая служила и концертным залом, и местом поедания отборной дряни наших шеф-поваров в кавычках.
Зайцева наконец-то явилась, и у меня была возможность изучить ее в деталях после перерыва. Я жадно рассматривал, словно что? Словно соскучился. Пиздец, приплыли. Но да, мне не хватало наших перепалок, и меня жутко раздражало, что она больше не отвечала на мои потуги довести ее до ручки в те дни, когда все-таки удавалось застать ее в универе.
Заучка шла мелким шагом к кафедре, за которой ей предстояло выступать.
Я не мог отцепиться взглядом от прямой линии спины, утекавшей в покатые бедра. Нет, она не была толстой, но и не была рохлей, как Алинка. С ужасом я должен был себе признаться, что мне нравилась ее фигура, особенно в этой непривычной для Зайцевой одежде.
Вот так вот. Ноги. Руки. Грудь. Меня цепляло ее тело, но абсолютно точно бесила натура. Взгляд, до этого высокомерный и пренебрежительный, сейчас был потухшим, да и вся она была какая-то измученная и бледная. Ее сочное тело обтягивало простенькое платье неприметного серого цвета, ну хоть не классический балахон. Белый воротничок. Рыжие жгучие волосы собраны в высокий хвост.
Я сидел в первом ряду, по указке нашего куратора (якобы мальчики вперед, так как будет прямой репортаж и надо показать, что не только девушки у нас умные, но и сильная половина университета) с открытым ртом. Спрашивается, чего? С трудом заставил себя оторваться от ее созерцания, когда услышал резкий крик. За ним последовал звук падения.
—Ай, — я резко повернулся и заметил, что Зайцева скатилась с лестницы, взметнув руки вверх. Вся она была покрыта красной жижой с головы до пят. Резко подняв голову наверх, наткнулся на подрагивающий как будто от ветра занавес технического этажа нашей сцены. Кто-то вылил на Зайцеву что-то…что бы это ни было, и она упала с маленькой лестницы, ведущий на злополучную сцену. Бумаги валились тут же на полу.
Блядь. Я слишком хорошо понимал, кто бы это мог сделать...
Весь зал, разумеется, разразился хохотом. Кто-то достал телефоны, чтобы заснять «прикольное», по меркам наших идиотов, событие, кто-то просто начал вести прямую трансляцию. Зал мгновенно оживился. И все это снималось на камеру центрального городского.
Мне было не смешно, я не мог понять, что конкретно мною двигало, но я пробрался сквозь толпу ушлепков, и когда подбежал к Зайцевой, сделал единственно верный поступок за долгое время.
—Встать можешь? — опустился на корточки перед ней, цепляя подбородок так, чтобы она меня смогла рассмотреть. Все лицо покрыто этой жижой, на первый взгляд напоминавшей кетчуп, а там хрен его знает. Ника плакала, и это больно вспороло мне кожу, пускаясь ядом по венам.
