Бесконечность и дальше - страница 7

– А если ветра нету, то и утро не настанет, по-твоему?

– Вот и мы подумали: нужно что-то надёжное, типа Солнца, – робко вступила я.

Папа приподнялся и подозрительно посмотрел на меня. Он не мог разобрать, на маминой я стороне или на его.

– И что вы придумали «типа Солнца»? – вкрадчиво спросил папа.

– Рафат предложил костёр… – спокойно ответила Милена. Тут уж мне пришлось в открытую встать на папину сторону, и мы принялись объяснять маме, что костёр вверх бросать не надо. Директор может заволноваться. Или пожарники. И вообще – это пережитки древности, таким образом мастерить Солнце. Что мы, мол, бушмены какие. Мало, что ли, других, более современных способов. Я даже готова пожертвовать своим ночником-шариком с батарейкой внутри.

– Это скорее Луна, – сказала мама. – Хотя нет. Луна должна быть помягче, чтобы её можно было съедать и превращать в месяц.

– Кто это её должен съедать? – тут же удивился папа. – Это тень от Земли падает на Луну, и мы видим только её часть – месяц. Никто её не съедает.

– Это ты так думаешь, – не согласилась мама. – Выгляни в окно.

Мы погасили свет и пошли к окошку. Луна уже выкатилась на небо. И была она изрядно подгрызена.

Я взяла бинокль и посмотрела. На Луне сидела собака. Большая и, видно, ужасно голодная. Он откусывала Луну с края!

– Эй! Тебе что, больше нечего есть? – крикнула я.

Но собака не обращала внимания. Конечно, я же не знаю её кличку. И она, наверное, думает, что я кричу кому-то другому. Может быть, бродяге в мятой шляпе, который иногда стоит у мусорки. Он-то сразу поднял голову и посмотрел на наше окно.

Папа выхватил у меня бинокль. Он долго наблюдал за Луной, а потом стал посмеиваться.

– Ну, подумать только! – тихонько бормотал папа. – До чего наша мама может дофантазироваться! Я же говорю, никто Луну не откусывает. Это жадный лунный хозяин, когда слуги не несут ему есть, закрывает Луну в коробочке. А как только принесут еду, он постепенно приоткрывает крышку. Кстати, что там у нас с ужином?

Папа как ни в чем не бывало положил бинокль и пошёл на кухню. Зато я тут же опять нацелилась на Луну. Да нет же, не было там никакого лунного хозяина. И собака куда-то убежала. Зато тощий чёрный вурдалак с нечищеными длинными зубами вгрызался в оставшийся от Луны Месяц.

– Ма-ам! – крикнула я. – Смотри! Откусывают все кому не лень!

Но мама была на кухне и чего-то напевала, жаря блины.

– Ты, Тот, Который Грызёт Луну! – закричала я. Теперь-то он должен понять, кого я имею в виду. Оказалось, не так уж сложно давать имена!

Вурдалак на секунду замер и опять впился в Месяц. Мне показалось, я услышала хруст.

И тут в кухне упал шкаф. Кастрюли загремели так, что на Луне, наверное, было слышно. Бросив бинокль, я помчалась доставать родителей из завала. Всё же они мне дороже, чем далёкая, хотя и такая хрупкая, красивая Луна.

Папа с мамой были живы-здоровы. И шкаф тоже. Они стояли у окна и колотили половниками по металлическим крышкам и кастрюлям. Точнее, папа с мамой колотили, а шкаф просто так стоял, грустно смотрел большими глазами-стёклами в стену.

– Это лучший способ спасти Луну, – объяснила мама, метнув в небо вилку. Это, кстати, была любимая папина вилка, серебряная. Папа проследил за ней глазами и продолжил стучать по кастрюле, но уже немножко грустнее.

Бродяга у мусорки поднял палку и тоже бросил её в сторону спутника Земли.

Я поднесла к глазам бинокль. Вурдалака больше не было. Неужели испугался? Может, конечно, спрятался на тёмной стороне Луны и прогрызал теперь дырки там? И вкусно ли ему? Может, для него Луна – как для меня ватрушка или сыр?