3. – Когда я смотрю на картины Сальвадора Дали, Да Винчи, Васнецова или Рериха, кого угодно, я вижу мир, переделанный ими, как они его видят. Будто заглядываешь им в душу, где живёт этот мир. Понимаешь, что я хочу сказать? —
– Что ты видишь иллюстрацию, созданную художником по разумению и возможностям. Но это иллюстрации одного мира. —
– Да. Мир Рубенса и Дали и Пикассо, Шагала и Эрнста – один и тот-же. А картины Ван Гога это окно в другой мир. Он выше, или ниже нашего. Но он живёт по своим законам, и мы их не знаем, мы только чувствуем это… И хочется… очутиться там. —
– Несмотря на его жестокость? —
– Что ты называешь жестокостью? Где жестокость в «Едоках картофеля»? А в «Сеятеле»? Да это гимн жизни! —
– У тебя есть возможность подкрепить теорию практикой. На ужин картофель по-чилийски.-
– Придумала. Нет такого картофеля. —
Но через пару минут он с благодарностью смотрел на Аллу, не в силах произнести ни слова, и его рот был забит несуществующим картофелем.
– Я устала. Может быть гимн жизни продолжится на диване, под хороший фильм. Который выберу я. —
– Такие мысли делают мир благословенным. Я только хотел … —
– Мистер, на сегодняшний вечер ты лишаешься права голоса. Философистики на сегодня я уже перебрала. —
И тут она почувствовала на своих губах его палец. А потом, через час, или через месяц, —
– Часто ночами – у меня много бессонных ночей – смотрю в окно, туда, вверх, где Бог. Мне непонятно, ради чего я живу. Кому это надо, я знаю. Ему нужны мы все. Не личности, а человеческие единицы. Но мы сами для себя – зачем? «Человек создан для счастья…» – вот смешно. Для счастья! А где оно, в чём оно заключается? В жизни? Просто жить – это счастье? Тогда счастливы животные – «… не исторически живёт животное: оно растворяется в настоящем… Оно не умеет ПРИТВОРЯТЬСЯ.» Мы умеем притворяться. Мы умеем носить маски. Я за всю свою жизнь испытал мгновения счастья всего пару раз. Как его определить? Я чувствовал это счастье, мне больше НИЧЕГО не нужно было. Это просто было светлое чувство, я находился в круге света, и всё тёмное находилось за его пределами. —
– Завидую. Со мной такого никогда не было. Какие-то моменты, что-то мелкое, мелькающее. Словно искра, оно проходило бесследно буквально через минуты. И уже понимаешь, что это было просто удовольствие. От физиологии, или от природы, ну, знаешь, вечер, берег моря, заходящее солнце, и всё далеко-далеко. —
– Но ведь это не то, ради чего живём. —
– А ведь большинство людей об этом совсем не думают. Счастье! Это что-то из книжек Александра Грина, из народных сказок, где счастье заключается в одной фразе, и не имеет к жизни никакого отношения. У Стругацких сталкер никак не мог выразить словами самое своё сокровенное желание. А может быть счастье, это когда уже ничего не хочется, и можно спокойно умереть? —
– Разве я говорю о смерти? Как раз я хочу жить счастливым, но не знаю, как это выглядит. —
– А надо это знать? Твоя беда в том, что ты всё хочешь разложить по полочкам. И это и мешает тебе жить. " …для счастья существует только одно условие – способность забвения …». —
– И ещё мне мешает жить вот эта штука. Постоянно напоминает. И не забудешь ведь … —
– Ты о чём? – но тут её рука, направленная рукой Би, нащупала" эту штуку", и она замерла, сжимая пальцы … – Я думала, что… в самом деле, эта штука может сделать жизнь проблемной… Пожалуй, надо что-то предпринимать … —
