Ему, конечно, хотелось съязвить насчёт физиологии, но он вспомнил о далёком уже синяке под глазом… Это у не запросто. И он просто сглотнул, молча кивнул… Что можно было сказать?
– О, кей. Доставай тарелки, вилки. Майонез есть? Лучше бы сметанки… Что за бред в твоём телевизоре? —
– Любопытствую, – сказал он, когда они ели горячие хинкали.
– Любопытствуй, – разрешила Алла.
– Что за документ Захар оставил? Не координаты рандеву? —
– Я и забыла. Где она? В пальто, кажется … —
В записке был написан телефон и слова, – Позвонишь, будет время. Это человек умный. Всё обговорите … —
– Понятно. Он обещал свести с авторитетом по психиатрии … —
– Для кого? – тупо спросил Би.
– Для одного тут. Один тут имеет что-то против? —
– С ума с вами сойдёшь.– это было сказано искренне.
– Да найди ты что-нибудь посмешнее… Французскую комедию, например. —
– У меня есть на дисках. Ришар, Бельмондо? —
Он поставил «Чудовище» с Бельмондо…
– Сколько мы с тобой уже знаем друг друга? —
– Забыл? Знакомы с двенадцати лет… Больше тридцати уже … —
– Да. Половина жизни. А результаты? —
– Озлобленность? Отчуждение? Два аборта … —
– Ты меня винишь в этих абортах? —
– Честно? Что-ж, ты, конечно, решение оставлял за мной. Великодушно. Но ведь я слышала, отчётливо слышала скрежет душевный, и зубовный … —
– Ты хотела бы детёныша принести туда… В обледенелую берлогу на Бумажной улице? Да и разве в этом дело? И ты это чувствовала, и я.
Наша жизнь… просто катилась. И мы не знали, куда она катится. Без нашей воли … —
– Ты помнишь, почему я здесь вообще оказалась? Приехала из Владивостока. —
– Только не говори, что ради меня …, что если бы не я… Ну, что там обычно бабы говорят, когда хотят найти крайнего, виновного в их бедах … —
– Разве я тебя когда-нибудь в чём-то упрекала? Я не девочка Маша. И никогда ни на кого ответственность за свои решения не перекладывала. Впрочем, ты тоже. Ты всегда полагался на догадливость других. Они всё понимают, и проявят чуткость… Ты всегда отличался благородством … —
Он лежал на диване, совершенно голый и смотрел, как она раздевается. Под кофточкой у неё, оказывается, совсем ничего не было надето. И как всегда чёрные трусики. Тогда, в первый раз на ней были такие-же…
– Потом Би просто лежал на спине, ощущая, как высыхает пот на коже, и это было приятно. – Тогда, раньше… Пятнадцать лет назад… как давно! … это было совсем по другому. По – сумасшедшему. Будто пытались украсть кусочек счастья. И это казалось обманом, мошенничеством. —
Алла, тоже лёжа на спине, что-то промурлыкала…
– А перевод? —
– Говорю, тогда между нами была она. Как надзиратель… или свидетель… незримый эталон. —
– Ну уж и эталон! – запротестовал он, но осёкся, помолчал, оформляя мысль. – Ты не так уж и не права… В самом деле. Я тоже это чувствовал … —
Он сам удивился, как легко он принял этот факт… Ведь сейчас уже не было ничего между ними… Как это ни воспринимай… Ни обязательств, ни надежд, ни обещаний. Ни будущего. И говорить на эту тему не было никакого смысла. Всё должно быть так, как будет…
Ночью Аллу разбудил его крик…
1. – Алла работала в проектном институте специального машиностроения МО России, что у станции метро «Электросила», на улице Решетникова, и на работу утром проснулась в шесть часов. Было ещё темно, и она с трудом могла рассмотреть в зыбком электрическом свете, проникавшем снаружи, лежащего на животе Би. Она знала, что в этой позе он привык спать с детства, и чему-то улыбнулась. Пока чайник закипал, она умылась, наспех нанесла лёгкий макияж – она всё ещё не нуждалась в «спецкамуфляже», и знала, что выглядит лет на пятнадцать моложе себя. Соседей слышно не было, и перед зеркалом в ванной она позволила себе расслабиться, разглядывая отражение. Молодец, всё в норме, всё как должно быть. А сиськи, что ж сиськи, это дело десятое. Памелу Андерсон ей всё-равно не дублировать… А ведь Би тоже молодец… Она провела языком по губам, снова ощутила во рту солоноватый вкус спермы… Хулиган. Раньше себе этого не позволял. Многому научился за прошедшие годы… Во всяком случае, направляющая рука ему уже не требовалась… Стараясь не шуметь, она попила кофе, сжевала кусок батона со спредом. В записке, оставленной на тумбочке, она наугад написала,
