С каждым моим шагом в ее сторону она отдаляется от меня. Я ускоряюсь – она отдаляется быстрее. Чем ближе я к окну, тем сильнее меня ослепляет солнечный свет. Еще пара шагов – и я уже ничего не вижу. Вокруг лишь теплый, яркий, нежный свет.
– Проснись же наконец! – молящий голос Яники где-то рядом.
Я открываю глаза. Комната наполнена молчаливой утренней прохладой. Еще достаточно темно. На часах без четверти семь. Скоро взойдет солнце.
Некоторое время лежу в постели, пытаясь уснуть.
Очередной дурацкий и в то же время прекрасный сон, в котором я снова видел Янику. Почему я не смог остаться там навечно, рядом с ней…
Сейчас сумрачное утро. Впереди очередной день. Я выхожу из комнаты. В коридоре тишина – все еще спят.
Я решил немного пройтись по просторному дому. С момента моего переезда в нем практически ничего не изменилось. В каждой комнате стоят горшки с цветами, на стенах много фотографий. Я смотрю на снимки. Отец и мама держат меня и братьев на руках, на следующем фото я играю в машинки. Есть несколько фотографий родителей в молодости.
Пройдя в конец коридора, я увидел на стене нашу с Яникой общую фотографию. Ее руки держат мое лицо, мои руки на ее шее. Мы целуемся с закрытыми глазами. Как-то раз Насса решил незаметно нас сфотографировать. Он говорит, что люди лучше всего получаются на фото, когда не знают, что их фотографируют.
Придя на кухню, я поставил чайник. Утром только черный кофе без сахара. Он очень горяч и я разбавляю его водой. Взяв чашку в руки, я подошел к большому кухонному окну. Из него открывается вид на появляющееся над горизонтом солнце. Я вижу крутой спуск, начинающийся от края сада, и заканчивающийся вдалеке полосой высоких тополей. Низина его укутана туманом, который понемногу тает.
Я спускаюсь во двор с чашкой в руках. Первым делом выхожу на улицу посмотреть, на месте ли мотоцикл. Его покрыли маленькие капельки росы. Они сорвалась вниз при первом прикосновении к рулю. Я ставлю чашку на асфальт и закатываю мотоцикл во двор. Его ручки чертовски холодные.
Когда-то отец сделал во дворе широкие качели. Я уселся в них, предварительно смахнув голой рукой с их поверхности все ту же росу. Закурив сигарету, я начал медленно раскачиваться, допивая остывающий кофе.
Вот так да. Мама уже работает в огороде. Ранняя же она пташка. А я-то думал, что все еще спят. И что можно делать на грядках в такую рань? Докурив и допив кофе, я отправился к ней по сырой земле.
– И это ты так высыпаешься? – насмешливо спросила мама, не отрываясь от дела.
– Да я выспался. Деревенский воздух творит чудеса! – сказал я с гордостью.
– Ты посмотри! Давно ты стал городским?
– Мама, я всегда считал себя деревенским парнем. Иногда я даже горжусь этим, – деловито кивая, стал оправдываться я.
– Рада слышать, – мама бросила пучок травы в сторону и выпрямилась. – Как ты себя чувствуешь? Температура не поднялась?
– Все хорошо, мама. Не беспокойся.
– Слава богу, – довольно брякает мама. – Скоро будем завтракать. Я закончила. Идем в дом.
Мама отправилась на кухню, а я пошел в душ. Он быстро привел меня в чувства. Я почистил зубы, побрился и пошел к себе, чтобы переодеться. Когда я пришел на кухню, все уже были за столом. Я присаживаюсь на свободный стул. Мой завтрак уже готов.
– Приятного аппетита, семья! – бодро говорю я.
В ответ я слышу «спасибо» и «взаимно».
Яичница с беконом, запеченные овощи и мамины фирменные соления. Я обожаю их с детства. К чаю, а в моем случае к кофе, мама испекла оладьи и подала их с клубничным вареньем.
