Однако Раиса вновь шмыгнула носом, и это заставило Ингу поспешно произнести:
– Раиса, послушай меня, это совсем неважно, худая ты или толстая. Куда важней, как ты сама к этому относишься.
– Ага, тебе-то легко говорить. Ты вон какая тощая. А я?
И Раиса явно вновь приготовилась зареветь. У нее даже лицо сморщилось, что Инга не столько увидела, сколько почувствовала.
– Рая, прекрати! У тебя глаза опухнут и лицо отечет! Тебе нельзя плакать.
– А кто мне запретит? Ты?
– Я! – с вызовом произнесла Инга. – И вот что я тебе скажу: мне плевать, если ты будешь тут сидеть и жалеть себя, хоть до самых курантов. Но учти, Василий Петрович и Алена расстроятся!
– Да, они добрые. Не хочу их огорчать.
– Вот и молодец.
– Но и в дом я тоже не пойду.
– И что же делать?
– Посижу тут… А когда все выйдут салют пускать, тогда присоединюсь. В темноте ведь не видно, ревела я или нет.
– Не болтай глупостей. Перед салютом нам всем еще предстоит праздничное застолье.
– Ну, тогда я не знаю.
– Ты вот что… Сейчас мы с тобой по саду погуляем, в движении горе легче проходит. Да и вообще какое у тебя такое особое горе, что ты так разревелась? Неужели тебя слова этой парикмахерши так огорчили?
Раиса в ответ снова шмыгнула носом, поднялась на ноги, помогла встать Инге и неожиданно призналась:
– Меня муж разлюбил.
– Да ты что такое говоришь? Он тебя любит.
– Раньше любил, а потом перестал. Домой совсем не спешит. Я ведь почему так и разожралась еще? Наготовлю для него, а он все не идет и не идет. Потом звонит: буду поздно, ужинайте без меня. Из Янки какой едок? Вот я все одна и схомячу, что для двоих приготовила. Не пропадать же добру!
– Наверное, Павел занят на работе.
– Ага, – хмыкнула Раиса совсем уж безрадостно. – Как же! Работа у него. Работает он на ней. Знаю я, какая у него работа! Шляется по бабам, кобель проклятый!
– Раиса! Разве можно так наговаривать на родного-то мужа?
– А что? В себе держать разве лучше? И потом, я не наговариваю на него ни капельки. Он смолоду кобель был еще поискать. И с возрастом ничуть не лучше стал. Пожалуй, так даже и еще хуже. Боится, что нагуляться не успеет. Простатит или какая другая болячка подвалит, и все, привет! А если не простатит, то инсульт стукнет или еще чего. У него уже сколько друзей так перемерло. И те, кто моложе его был, в том числе. Так он после каждых похорон сначала мрачнеет, а потом еще в больший загул пускается.
Инга молчала, не зная, что ответить Раисе. У ее Залесного со здоровьем дела тоже обстояли неважно. Многочисленные болячки, словно озверев, стали мучить его с завидной силой. И хотя врачи были уверены, что ничего криминального у Залесного нет, сердце Инги все равно было не на месте. Но, несмотря на это, Залесный ей не изменял, в этом Инга была точно уверена.
Не будь у нее такой уверенности, фигушки бы она стала жить с этим мужчиной!
– Рая, ты не должна плохо думать о своем муже.
– Так повода бы не давал, я и не стала бы. Оно мне надо?
– Ты напрасно изводишь себя подозрениями. Я уверена: твой муж тебе верен и любит тебя.
– Да? – хмыкнула Раиса. – Ну, тогда ты счастливей меня.
Дальше они продолжали прогулку уже в молчании. Каждая думала о своем и в разговор не вступала. Но Инга была благодарна Раисе уже за то, что женщина перестала всхлипывать. Теперь хотя и сопела в нос, но заново реветь не пыталась.
Снежинки падали им на лица, безнадежно портя наложенный Настей макияж, про который обе женщины уже благополучно забыли. Теперь они думали лишь о том, что снежок приятно освежает их разгоряченные лица.
