Служки осмотрели доспех, подтянув ремешки на массивном бронзовом наплечнике. Вниз от него по правой руке шла наборная пластинчатая маника с узором из крадущихся кошек. Ноги защищали фасции* и пристегнутые поверх литые бронзовые поножи, доходившие до ременных сандалий. Широкий кожаный пояс удерживал набедренную повязку с кольчужными вставками. Грудь оставалась открытой, не считая широких кожаных ремней, тянувшихся от оплечья к правому боку.
В сопровождении стражников Брэнан вышел в широкий сводчатый коридор, и шум матия обрушился на него, едва не придавив к полу. Здесь было куда светлее и просторнее, чем в полутемной камере. Стражники проводили его до самой решетки – сквозь прутья виднелась водяная чаша и часть трибун, с уходившими вверх гигантскими ярусами. Тут его препоручили заботам очередного распорядителя в светлом хитоне, скромно стоявшего у самой стены. По ту сторону решетки высились стражники в блестящих нагрудниках и синих плащах с вышитым драконом. Когда придет время, они распахнут перед бойцом створки ворот, чтобы выпустить в чашу.
Отсюда сквозь широкие ячейки прутьев открывался прекрасный обзор на исполинскую утробу матия. У проходов пылали огни, освещавшие водяную арену и зрительские ряды, но их свет постепенно угасал, скрывая под саваном ночи разноцветную волнующуюся толпу. Ему предстоит драться в темноте? Он бросил взгляд на человека у стены, меланхолично взиравшего куда-то вдаль, но передумал спрашивать.
Огонь погас быстро, не дав как следует разглядеть чашу. Люди на трибунах успокаивались, стихал тысячеголосый гомон. В полной темноте, почти не рассеиваемой призрачным светом далеких звезд, казалось, будто матий пуст.
Брэнан вынул левую руку из ремней щита и опустил его на землю. Стражники вытащили факелы из стенных колец и двинулись к центру по проходам, лучами расходившимся от чаши и делившим ярусы матия на сектора. Они кольцом окружили водяное око, отделенное от трибун песчаной полосой с бордюром, и одним слаженным движением окунули горящие головни в воду. В наступившей тишине было слышно, как зашипела вода, пожирая пламя. Мир погрузился в непроглядный мрак – можно было разглядеть лишь кусок неба с крошевом звезд над чернильно-черным ободом матия. В прохладном воздухе пахло затхлой водой, водорослями, и едва уловимым ароматом тысячи благовоний – только он и был свидетелем того, что в матий полон.
Черная тишина длилась недолго – откуда-то слева потянулась нить женского пения, поначалу едва слышного, но постепенно разгоравшегося, подобно занявшемуся от искры огню. Мягко зашелестела под босыми ступнями вода. К первому голосу присоединился второй, третий, четвертый, и вскоре пел целый хор, ввысь несся исполненный торжественности гимн на незнакомом языке. Одни голоса тянулись вверх, другие растекались понизу, вибрируя там с такою мощью, что по телу прокатывался озноб. Стены матия отражали звуки, усиливая их, делая слышными каждому.
А потом к Брэнану стало возвращаться зрение – над громадным зеркалом водяной арены из ночной черноты выскользнули янтарные змейки. Они наливались горячей желтизной, скручивались в кольца, танцуя, расползались во все стороны. Голоса набирали силу, вибрируя в участившемся, равном ритме. Новые змейки выскальзывали из ниоткуда, переливались, пульсировали, разгорались. Совсем скоро света стало достаточно, чтобы разглядеть: в чаше плясали не змеи – по щиколотки в воде извивались обнаженные девичьи тела, покрытые светящимся узором. Громадный костер неистовствовал посреди водяных брызг, вытягивая в воздух тонкие языки. Матий ответил одним слитным вздохом и начал просыпаться – отовсюду неслись вскрики и экстатические возгласы.
