Мы были любители диверсий, разбоя, всяческих подлянок и грязных методов ведения боя. Было только одно правило: «С чужими как хочешь, а своим подлянок делать не смей! Ну и своих не травмировать специально, а если случайно, ну бывает».
Естественно, что при таких раскладах в нашей команде год от года девчонок не было или была одна на двадцать четыре рыла. Поэтому неудивительно, что часть моих родных отморозков вместе со мной таким же помороженным ездили в гости на тренировки к другим командам, в которых эти девчонки есть.
Что я говорил про девчонок на тренировках?!
В общем «Дивняки» нам были не рады с нашей подготовкой, но кто у них спрашивал. Даешь стенка на стенку или другое.
«Нас целых двадцать два против сраной сотни» – как говорил Геббельс.
Вру, сотни не было, но было где-то человек под восемьдесят против нас, что тоже не мало. Про каждого в «грядке» можно рассказывать долго и с упоением, но такие истории лучше слушать в тепле и уюте под кружку пива, что бы наши шалости не вызывали шока, а входили в разряд баек под алкоголь.
Вот как то так. И чего только не вспоминается в процессе махания мечом.
Так или иначе, Тапио заметил мои фокусы с клинком и стал меньше на меня злобно смотреть. Стал сильнее прятать свою злобу наверно.
Ну не убивал я твоих родичей, на меня то зачем злится?! Меня бы ты по любому заполнил бы. Я выделяюсь от местных другим типажом лица и ростом. Над Ойхо я возвышаюсь почти на голову, забыть такого верзилу сложно, хотя какой я верзила? Были у меня кореша и под два метра двадцать сантиметров на Земле. Питаться надо лучше тогда и рост будет больше.
Средний рост у кроманьонцев был метр восемьдесят, а вот голодная Европа опустила рост населения до полутора метров. Если в средневековье рыцарь был больше полутора метров, то для того что бы положить его в саркофаг ему ноги подрубали, учите мат. часть, тьфу ты, учите историю…
Если оставить историко-прозаические отступления, то все у меня складывалось не так плохо, как могло бы быть. Сразу в лесу не погиб, обзавелся кое каким материальным багажом, научился с пятого на десятое понимать местную речь, даже более того немного узнал от Ойхи о местных нравах и географии.
Последние если признаться было самое сложное. Ойха за пределами двух-трех дней пути от своей бывшей деревни нигде толком не был. Понимал я его плохо, а он наверно не хотел, что бы я покинул его лачугу раньше, чем он вытащит из меня всю наличность. Впрочем, с каждым последующим днем Ойха все сильнее мрачнел. Видимо не только я понимал, что меня рано или поздно меня заметят местные. Как сложится дальнейшая ситуация, как для семейства Ойхи, так и для меня, мы оба могли только догадываться.
Само собой, за все время проведенное в лачуге я был осторожен и выходил за пределы подворья только в сумерках. На самом подворье хватало мест, где меня нельзя было заметить со стороны, но все же «и на старуху бывает проруха». Рано или поздно меня заметят местные.
Видимо что-то подобное приходило мужику в голову и на пятый день он постарался развеять мои вопросы на ломаном языке о ближайших окрестностях.
Я понял со слов Ойхи совсем не много. Понял что за рекой вроде как ничьи земли, хотя там вроде все не так просто. Наверно просто земли не заселены и принадлежат короне, хотя почему земли не заселены я так и не понял, но видимо были какие-то причины.
Понял, что у местного владельца земель какие-то неприятности с другими владельцами земель. На второй день моего появления в этом мире я случайно вышел на разборки местных властей.
