Бейкер-стрит и окрестности - страница 61



Правда, к концу 1890-х большинство хирургов, не состоявших в штате больниц, уже занимались общей практикой. Изменился и социальный статус хирурга, практически сравнявшись с положением врача. Более того, к рубежу столетий хирурги стали даже более ценимы и уважаемы в обществе, чем просто врачи-терапевты.

Жизнь доктора Уотсона в Паддингтоне (а также в Кенсингтоне и на Куин-Анна-стрит) отличалась от его холостяцкой жизни с Холмсом на Бейкер-стрит. Доктор снимал дом целиком.



Фонари у двери врача. Рисунок из каталога “S. Maw & Son’s Quarterly price-current”. 1869


На первом этаже в комнате, выходившей окнами на улицу, размещалась столовая, где в приемные часы посетители дожидались приглашения в кабинет. Остальное время помещение действительно служило столовой. В центре комнаты располагался большой квадратный, круглый или прямоугольный стол с простой столешницей, покрытой скатертью и украшенной сложной композицией из цветов. Вокруг стола ставились стулья с высокими вертикальными спинками: часто эти стулья имели кожаную обивку, так как ее легко было чистить. Во главе стола должно было стоять большое кресло с подлокотниками, предназначавшееся для доктора Уотсона – обычно оно носило название «резчик», поскольку во время трапезы хозяин резал жаркое. Лишние стулья ставились вдоль стен. Скорее всего, большинство стульев стояли там всегда, поскольку Уотсон нигде не упоминает об обедах, которые он давал бы своим знакомым, о своих друзьях он не говорит, и жена его сама предпочитала ездить к подругам. А стулья у стен были удобны для пациентов во время ожидания приема.


Уличный фонарь у дома. Рисунок из каталога “S. Maw &Son’s Quarterly price-current”. 1869


Задняя комната была значительно более востребована. Во-первых, она служила семейству Уотсонов для ежедневных трапез, а также была местом, откуда миссис Уотсон управляла хозяйством. Она же использовалась доктором как смотровая. В доме Уотсонов непременно было помещение для приготовления лекарств – очень часто хирурги брали на себя также и роль фармацевтов и сами готовили и продавали препараты вопреки всем неотмененным правилам.

Гостиная Уотсонов мало отличалась от гостиной на Бейкер-стрит, а вот спальня требовала для жены если не отдельной комнаты, то, по крайней мере, собственной гардеробной с зеркалом и шкафчиками, где миссис Уотсон могла хранить свою, уже и в те времена многочисленную, парфюмерию и косметику.

При годовом доходе в 600–700 фунтов семья Уотсонов могла позволить себе горничную (12–16 фунтов в год) и кухарку (16–20 фунтов). Мэри Уотсон следовало не только следить за работой прислуги, но также вести расходную часть бюджета. Ей пришлось узнать много нового, от чего она была прежде ограждена. Но и Уотсону пришлось узнать много такого, от чего он был огражден на военной службе и впоследствии, проживая с Холмсом. Прежде всего, это была довольно сложная система учета приема больных, продажи лекарств и выездов. Врачу рекомендовалось иметь «Список посещений» для записей о визитах, намеченных и сделанных каждый день, «Ежедневник» содержал запись о визитах и приемах, за которые назначена цена, и о лекарствах, которые заказаны и выписаны; «гроссбух» (leger), который составлялся на основе «ежедневника», содержал копии выставленных счетов. Рекомендовалось вести гроссбух с такой регулярностью, чтобы отчет по пациенту мог быть сделан в любое время. Счета посылались в различные интервалы – иногда ежеквартально, иногда полугодично, иногда только на рождество. Но чем больше затягивалось выставление счета, тем больше была вероятность безнадежных долгов. Как отмечал современник, «никакая другая профессия не страдает так от безнадежных долгов, как медицинская. Ничто не испаряется так быстро, как благодарность за профессиональные услуги. Как говорил один покойный ныне (1878) лондонский врач, «Всегда берите плату, пока еще текут слезы».