Перед началом объединения души как обычно приблизились друг к другу и начали разворачиваться наружу. И когда притяжение стало достаточно сильным, они словно вобрались все друг в друга, а потом снова стянулись и схлопнулись внутрь, превратившись в почти незаметный сгусток энергии. Снаружи – почти ничего, а внутри целый мир, космос, галактика. Очень похоже в каком-то смысле на человека, который спит и видит сны – внешне просто человек, неподвижный, никак не проявляющийся, но в снах при этом он может целую жизнь прожить.
В мире красок было необычно, но по-своему замечательно. Вообще ведь очень много самых разных миров существует, не только похожие на мир людей. Души бывают в этих мирах, создают их, хранят в себе память о них. Люди же, когда ищут что-то необычное, часто ищут совсем не там, где следовало бы, все пытаются представить себе инопланетных жителей, нечто вовне и не подозревают, что далеко ходить не надо – все в них самих. Как говорится, все, что ты можешь представить себе, реально, и это все можно найти в мирах, которые создают души.
Мир красок для Вэи был словно непрекращающаяся медитация. В нем не чувствовалось течение времени, в нем, казалось, почти ничего не происходило. В этом мире все мысли и чувства превращались в краски, и души наблюдали за тем, какие это порождало прекрасные узоры. И только в этом наблюдении и заключался смысл – не надо было ни реагировать на это, ни что-то предпринимать, ни пытаться улучшить или исправить, а нужно было просто наблюдать за меняющими цвет и форму узорами, словно ходишь по картинной галерее, в которой постоянно меняется экспозиция.
Души могли видеть не только свои узоры, но и узоры других душ в круге. А иногда они начинали переплетаться между собой, и так рождались новые рисунки и образы.
На этот раз Вэя сначала была просто белым светом. Через какое-то время в него стали вливаться краски светлых радужных цветов – желтый, розовый, салатный, голубой, сиреневый. Постепенно они стали темнеть, становиться ярче, цвета превращались в красный, оранжевый, зеленый, фиолетовый, синий. Краски сворачивались в спирали, завитки, текли медленно, иногда из них получалось что-то смутно узнаваемое, но они тут же снова растекались, меняли очертания и становились просто абстрактными узорами.
Это было как раз то, что происходило с Вэей – ей хотелось этого плавного движения, словно спуск по медленному течению реки, бездумный и почти бесцельный, если не считать целью отдых и расслабление.
Вэя заметила, что там, где они соприкасаются с Кёльне, они стали смешиваться.
Кёльне наслаждался миром красок, они позволяли в полной мере проявляться его чувственной художественной натуре. Он всегда выражался в очень ярких, неповторимых образах, они быстро сменяли друг друга, трансформировались один в другой и никогда не повторялись. Его самовыражение не имело границ – он мог проявляться в крупных и мелких формах, в ярких и тусклых красках, в насыщенных цветах и черно-белой гамме, в растительных и геометрических узорах, в изображениях предметов, людей, животных – чего угодно, в каком угодно виде.
Сейчас он был объемным узором в необычной гамме бордовых, темно-оливковых, кремовых и темно-оранжевых тонов, это одновременно было похоже на осень, на ночь, на теплое таинственное свечение в глубине заколдованного леса, словно что-то не вполне ясное манило и звало за собой. Когда Вэя начала думать об этом, узоры на их с Кёльне границе стали соединяться. Линии переплетались, цвета смешивались, дополняли друг друга, Вэя почувствовала, что Кёльне словно грустит о чем-то немного или придумывает что-то такое, чего еще не было в его картине бытия.
