Лоренсу стало не по себе. Он знал, что жена не обладает телепатическими способностями, но ее интуиция, чуткость были сродни им.
– Ты о чем?
– О Мэйроне, о его бесцеремонной настойчивости.
Милиока не читала ничьих мыслей, она была полностью поглощена своими: «Такая досада! Только что зародилась идея постановки нового танца. Надо бы закрепить его рисунок, детально разработать композицию, – говорила она будто сама с собой. – Похоже, это то, к чему я стремилась, чего так долго и тщетно добивалась».
– О чем будет повествовать твоя новая притча?
– Об извечной тяге человека к самопознанию, к совершенству. О его глобальном, космическом одиночестве. Это будет восхитительный танец, лучший из всего, что я делала раньше.
Милиока с вызовом посмотрела на мужа. Он все так же отстраненно рассматривал ее лицо:
«Глаза… Никогда не устану восхищаться ими. И этот чудесный взор, тревожный и радостный. Он волнует меня так же, как в первый день знакомства. Непостижимо!»
Милиока под плотным, как физическое прикосновение, взглядом мужа почувствовала себя неловко и невольно отвернулась.
– Тебе не кажется, что наши отношения переросли себя? – спросила она тихо. – Будем откровенны. Мы были источником вдохновения друг для друга достаточно долго. Может, пришло время что-то поменять?
Лоренс скривил губы в обычной усмешке.
– Ты предлагаешь нам расстаться? Я думал об этом.
– И?..
– …И решил, что нам не следует этого делать – ты мне нужна. Так же, впрочем, как и я тебе. Я это твердо знаю. Мы можем, мы должны жить и работать вместе. Если захочешь, в твоем распоряжении будет целая планета. – Лоренс уверенным движением привлек к себе жену. – Тебе нужна публика? Она у тебя будет! Ты станешь властительницей дум преданных поклонников, ты сможешь формировать их вкусы. Но самым верным твоим поклонником, истинным ценителем твоего искусства буду я. Тебя это устроит?
– Наверное, ты прав. Никто не чувствует мои произведения, да и меня самою так, как ты.
– Это так же верно, как то, что только ты понимаешь смысл, значение моих работ. И меня самого… Так зачем терять время? Мы заново перепишем и переживем свою любовь. Никто больше не посмеет мешать нам!
Лоренс, не отнимая рук от лица жены, с нетерпеливой жадностью приник к ее губам. Милиока… Слабая, независимая, непостижимая, единственная! Она должна стать неотъемлемой его частью, чтобы раз и навсегда исчезли муки страха разъединения, потери. Отныне и навечно станет он безраздельным ее владыкой!
Милиока чувствовала, как с каждой секундой поцелуя из нее вытекает жизнь, ей не было жаль ее. Потому что на смену прежней, с ошибками, переживаниями, сомнениями, жизни приходило иное бытие, несущее с собой безмятежность, уверенность, безграничные знания, блаженный покой. Она наполнялась этой новой, похожей на смерть жизнью, и ей не было страшно.
– Покой. Свобода. Могущество. Совершенство. Одиночество…
Одиночество? Да потому что он – это я, я – это он. Мы никогда не наскучим и не помешаем друг другу. Разве это не счастье? И какое дело нам до других!
– Разворачиваемся, – Лоренс шагнул к пульту управления.
В это время снова вспыхнул сигнал видеосвязи.
