А впрочем, были бы все такими же рациональными властителями, как она, не было бы и проблем вовсе.
Саша может позволить себе всё, а потом не жалеть ни о чём: никто великим не судья и не указ.
Саша улыбается и вытягивает руку вбок, но упирается ей в спинку дивана.
А на даче ещё много людей помимо неё.
Эрик, например, напоминает представителя богемы начала двадцатого века. Говорит, работает на заводе, в разных местах, занимается творчеством – проще говоря, не говорит ничего.
Внешне похож на испанского импрессиониста, лёгкую щетину чешет рукой, думая над ответом на вопрос. Сидит сейчас около камина, смотрит на огонь.
Эля с ним откуда-то знакома: говорит, столкнулись на музыкальном фестивале. Эля свободна ото всяких узд, носит Sneakers и тёмный текстиль, дома на подоконнике хранит доску для рисования и посуду для настоящих чайных церемоний.
Саше так тяжело смириться с мыслью, что ей никто ничего не должен. Ни Эрик, в шутку предлагающий похитить для неё буквы с завода (вполне себе настоящие буквы из пластика, кириллица, можно наклеить что-нибудь вдохновляющее или угрожающее на стену), ни Эля, общающаяся с ней так, будто они сто лет знакомы, но никогда друг другу не делали ничего плохого, ни Паша – блондин, работающий на радио и имеющий пару тайн в своём высшем учебном заведении, ни Аня – высокая виолончелистка, недавно вернувшаяся из Италии, а сейчас смеющаяся с бокалом в руке в ответ на шутку Егора, явно делающего зарядку каждое утро и увлекающегося теорией управления предприятиями… Никому не понять, ах, какая жалость.
А на дачу их всех пригласил Эрик. Дача чья-то, кто его знает, чья? Но хорошая, симпатичная, два этажа, терраса с застеклёнными окнами, во дворе – колодец (не очень нужный более).
Саша, когда сидит спокойно (сейчас – лежит) чувствует, как мир вокруг неё трясётся от беспокойства. Как будто всё трясётся в шейкере – вверх-вниз, вверх-вниз – а потом она снова вспоминает, что не получится, ах, не получится, как жаль, да что поделаешь, а ведь по логике всё совсем не так должно быть, даже смешно, что всё так, неужели всё настолько вопреки её логике?
Эрик сидит недалеко от Юли на гнутом кресле и, утопая в нём, курит вишнёвую трубку.
Эля нашла странный покой в том, что космос вокруг неё – бесконечная материя, а все мы – пыль космических морей. Эрик рассказывает ей о своей работе, которая включает в себя что угодно, что только может делать творческий человек – гуманитарное и инженерное, творческое и нетворческое. Разве что делать летающие камеры ему ещё не приходилось.
И незаметно пошёл лёгкий дождь.
А Паша так любит сидеть в саду, куря ментоловые сигареты, стряхивая пепел в пепельницу ровно так, как надо – если бы там, где он работает, бывали разноплановые тренинги, он вёл бы тренинг по изящному курению.
Паша работает на радио редактором, а кажется – творит историю. Ему было бы приятно прочитать такое о себе.
*** Заметки Паши. Советы начинающему экзистенциалисту (коим я не являюсь).***
1. Попасть в волну.
Будь ты хоть трижды сильнее всех остальных вместе взятых, тебе никогда не справиться. Я понял это, когда в Будапеште находился в бассейне «Волна». Весь бассейн качает так, будто он вот-вот провалится ад. Я заранее, до начала сеанса, выплыл на середину бассейна, где глубина воды доходила мне до шеи. Я думал, что смогу справиться, отталкиваясь своими сильными ногами от дна. Когда волны пошли на меня, на третьей я чуть не захлебнулся, потому что волна была сильнее, потому что брызги захлестнули моё лицо, когда я не подпрыгнул одновременно с волной. Если хочешь выжить, ты должен попасть в волну.
