Без памяти. Роман-размышление о женском счастье - страница 19

– Лерочка, милая, очнись, – тот же голос, только уже мягче, увереннее, теплее. Она откуда-то помнила этот голос. Из своих снов. Она видела этого парня. Он регулярно снился ей последнее время. Снился в самых неожиданных снах. То они во сне с мамой ловили рыбу, на удочке принесло сланец. Мама сказала – это знак – надо понять. И тут вдоль берега прибежал за ним он. То Лера куда-то летела во сне, а стюардесса кого-то искала, подходила к каждому пассажиру и спрашивала Валерий Ковальчук? И тут в проход встал он и громко на весь салон объявил: Валера Ковальчук, это женщина. Прекрасная женщина.

В каких-то еще снах, она видела его. И из снов всплыло имя – Дима. Он был очень высоким и худым, хоть и с широкими плечами и крепкими руками.

Русые, отливающие в медь волосы были собраны в странный пучок высоко на затылке. Лера была уверена, что во сне видела его и с обычным мужским хвостом, и с косичкой, и с дредами и простоволосым. По крайней мере, она легко представила себе, как бы он мог выглядеть с ними. А вот со стрижкой… Вроде нет. Она была уверена, что он – плод ее фантазии, но вот он тут, стоит перед ней во плоти.

– Лерочка, я тебе чаю заварил. С мятой и чабрецом, как ты любишь. И меду гречичного добавил. Тебе надо подкрепиться. Совсем разболелась моя девочка. Я так рад, что ты здесь…

Он смотрел на нее добрыми зелеными глазами из-под пушистых почти рыжих ресниц.

Лера поняла, что лежит на широкой мягкой софе, укрытая пледом. Рядом стоит резной столик с кружкой ароматного чая и на корточках сидит Дима – мужчина из ее снов.

– Девочка моя… – он нежно гладил ее по волосам, – сколько же лет прошло? Три. Точнее два года и девять месяцев. Почти ровно тысяча дней. И вот ты здесь. Я всегда верил, что ты придешь. Знал, что не сможешь все это забыть, не сможешь обманывать себя слишком долго. Я ждал тебя. Я выкупил студию, чтобы иметь возможность ждать тебя здесь ночами. Я все время думал о тебе, только о тебе.

Он подскочил и вихрем пронесся вдоль стен, срывая покрывала с картин. Со всех холстов на Леру смотрела она. Она – русалка, она – ангел. Она, она, она. Даже в портрете старой женщины на берегу моря можно было узнать ее. Так, наверное, она будет выглядеть, когда ей будет восемьдесят.

Лера села поудобнее, взяла большую теплую кружку обеими руками и стала разглядывать комнату.

Она помнила студию, какой та была 3 года назад. Огромная комната с огромными окнами практически с трех сторон, дававшими самое разнообразное и интересное освещение в любое время суток. Сейчас на всех окнах были шторы. Оно и понятно – когда на улице темно этот зал как подсвеченный аквариум. Шторы были закрыты, свет давала лишь тусклая настольная лампа, да через одно окно, выходящее к парковке, свет уличного фонаря чертил тень какой-то причудливой ветки. В таком виде студия была намного уютнее и даже походила на жилище одинокого художника, чем, видимо и была.