Без памяти. Роман-размышление о женском счастье - страница 6

Вот вам приятное воспоминание примерного того же периода, возраста и времени года о том же месте.

В теплую погоду к тому же ларьку привозили бочку с квасом. И тогда очередь преображалась неотразимо. Пацаны и девчонки стояли с бидонами, редко кто с банкой – только самые взрослые, поскольку донести ее было тяжелее – стояли в нестройной очереди, весело болтая, рисуя палочками на земле, играли в крестики-нолики. К кому-то подходили мамы. А я, помню, гордо стояла там с крестным. Вообще-то он мне троюродный брат. Он высокий и сильный. Внимательный. Всегда разговаривает со мной. Хотя нужно дать ушам привыкнуть: он заикается, когда волнуется. Мы стоим за квасом. И у меня литровый бидончик, а у него банка в авоське. И мы обсуждаем, как осенью поедем собирать лимонник. Как я, маленькая и худенькая, буду лазать по деревьям, он будет меня подсаживать высоко-высоко, а я обрывать лозу и кидать ему вниз. А потом он будет меня ловить. И мы вместе будем готовить настой из ягод и сушить лозу, чтобы заваривать из нее чай. Андрей приезжал в гости регулярно и регулярно вывозил меня с собой в походы. Именно он, мне так кажется, в моем детстве воплощал образ настоящего мужчины. Большой, сильный, смелый, добрый, заботливый, внимательный. Все воспоминания, связанные с ним, всегда радостные. Так что замена картинки с выцветшими спинами на эту с Андреем должна что-то изменить в моем личном отношении к мужчинам в целом. К неизвестным абстрактным мужчинам как к классу.

Что же до личных воспоминаний про мужчин ближнего круга, то, вероятно, стоит начать с отца.

* * *

Лера читала этот эпизод, и на душе становилось все тоскливее и паршивее. Она легко вспомнила вид с балкона, и дерево, и ларек. Живо и ярко представила, как все описанное могло бы происходить. Она словно видела это своими глазами. Но сказать, было ли это наяву, невозможно. Чувство такое, словно ей все это только приснилось. Прочла и представила. И никакой гарантии, что это реально было. Хотя Андрея и очередь за квасом она помнит. Помнит и лимонник, и как собирала его.

Лера взялась вспоминать свое детство: ту самую двухкомнатную квартиру с балконом с видом на ларек. Вообще-то обычно она говорила: «с видом на море», ибо море тоже было видно с балкона, и на него она все-таки смотрела чаще. Вспомнила соседей. И то правда, все, все мужчины вокруг пили. Справа – Малаховы: она – продавщица, он – алкоголик, снизу – Кардаи: она – воспитатель, он – алкоголик, сверху – Степановы: она – инженер, он – алкоголик. Конечно, у всех этих мужчин были профессии и работы, но вечером они дружными рядами шли к ларьку за пивом. А соседки так и дружили, ближе к ночи разбирая своих мужей по домам. Лера вспомнила все это. Вырезать это из памяти, видимо, было невозможно – пришлось бы напрочь стереть все детство вообще.

Да никчемность мужской половины населения знакома ей была с детства. Тут сложно спорить с дневником. Но как-то же она нашла выход, раз все-таки влюбилась и вышла замуж за Стаса. Иначе зачем? Лера прекрасно помнила, что мамина позиция – «Лучше плохонький да наш», ее не устраивала никогда. Как-то, когда мама в очередной раз встречая на пороге пьяного после получки отца запричитала: «Нажрался, скотина, лыка не вяжет, зачем же ты мне такой сдался?» – Лера задала наивный и по-детски жестокий вопрос: «А действительно зачем?». – «Ну, у вас же должен быть отец, – смутившись ответила мать, – ну и потом, наш то хоть тихий: выпил и спать. А вон Кардай семью гоняет. Малахов – песни орет и на сторону ходит, Степанов вещи из дома таскает, пропивает». Так и росла Лера с пониманием, что отец – меньшее из возможных зол. Единственный, кого она смогла вспомнить трезвым, – это дядя Сережа Ходов – сосед слева, хирург. «Да и он, наверняка, после работы пьет, – говорили соседки. – Надо же ему как-то расслабляться». Но его пьяным Лера не видела ни разу.