Пока лежала в больнице, много с кем из спортсменов общалась. Различить перчатки я могу.
Второй ящик оказывается пустым. В третьем – пояс с гравировкой «ММА». Вот и ответ. А в четвёртом ящике лежат дипломы и сертификаты двадцатилетней давности, выданные школой самбо. Документы на Осмаева Али Шарифовича и Осмаева Адама Шарифовича.
Братья занимались самбо двадцать лет назад. Это сколько им было?
Услышав шаги, резко задвигаю ящик. В спортзал врывается Али. Чтобы оценить обстановку, ему требуется не больше пары секунд и одного гулкого удара моего сердца.
– В шпионку играешь? – мужчина поднимает широкую бровь.
– Почему сразу в шпионку? Просто гуляю, – отхожу от стеллажа.
Али бросает беглый взгляд на него. Оказывается, тот ящик, где лежит пояс «ММА», не до конца закрыт. Решаю спросить прямо:
– Ты чемпион? Или был им раньше?
– Не твоё дело, – играя мышцами, проходит мимо меня и проверяет ящики, резко выдвигая их и захлопывая.
Кажется, я опять его разгневала.
– Сколько тебе лет? – вырывается из меня.
Он смотрит так, словно сейчас язык мне отрежет.
– Ну... мне правда интересно, – решаю пококетничать, накручивая на палец прядку.
– Тридцать два, – сухо отвечает Али.
Никогда бы не дала, если честно. Из-за весьма сурового выражения лица он выглядит на все тридцать пять. А может, во всём виновата эта хмурая морщинка между бровями... или отсутствие улыбки...
Интересно, он умеет искренне улыбаться?
Проверив ящики, Али подходит ко мне. Я не пячусь и не сбегаю. Нависнув надо мной грозной тенью, он ведёт пальцем по бретельке на моём плече. Не по бретельке майки, а по красному кружеву лифчика. Его взгляд ощутимо тяжелеет. И я считываю в этих глазах все его эмоции и желания... вижу всё, что он хочет со мной сделать.
Но я так просто не дамся...
– Что за сделка, Али? – напоминаю ему о незакрытой (незакрытой!) теме.
Пусть уже скажет, блин!
Несколько секунд он молчит. Мы смотрим друг другу в глаза. Атмосфера между нами накаляется.
– Тебя ищет очень плохой человек. Ты нужна ему.
Мне хочется истерично рассмеяться. Ещё один плохой? Вот это да! Куда уж хуже-то?
– А ты хотел мне предложить... – подгоняю его.
– Я могу тебя защитить. Спрятать. Возможно, когда того человека схватят федералы, твоему отцу смягчат приговор. Но не отпустят.
– Я согласна, – киваю без раздумий.
Сейчас мне совершенно не смешно. Предложение Али буквально всё меняет!
– Что требуется от меня?
– Вести себя правильно. Быть послушной. Завтра мы покинем этот дом, и мне нужно, чтобы ты не привлекала внимания.
– Я согласна, – перехожу на шёпот, вживаясь в роль тихой мышки.
– Полное подчинение.
Внезапно дёргает меня за пояс шорт, и я врезаюсь рёбрами в его живот. И как-то сразу глохну от страха. Во рту пересыхает до состоянии пустыни.
Полное подчинение?
– Я... ммм... – пытаюсь отодвинуться от него. – Я... не могу...
Не могу я так запросто с ним переспать! Мне, в конце концов, страшно!
– С тобой невозможно договориться, Лика, – раздражённо раздуваются его ноздри. – Но договариваться придётся. Или... я могу тебя отпустить, но сначала отрежу язык.
Эта прямая угроза почему-то страшит меня меньше, чем предстоящий секс, и я выпаливаю:
– Я отлично рисую! Твой портрет нарисую в два счёта!
Прорычав что-то нечленораздельное, Али впивается в мои губы.
И тут я глохну окончательно. Потому что... Потому что его рот, изрыгающий такие страшные угрозы, способен делать с моим что-то такое... до абсурда крышесносное!
