Без права на надежду - страница 16

– Оу, извини.

– Все нормально, Борис.

– А… Как давно было?

– Из клетки меня вытащили в 1183 году нашей эры. Что было до этого, знаю лишь, по историям, рассказам и слухам, не более.

Глаза парня округлились ещё больше. Он потерял дар речи.

– Кто она? Та женщина, что тебя растила?

– Её звали Груша.

Имя мне ничего не сказало.

– Расскажи, в мельчайших подробностях.

– Если ты ничего не помнишь, то, как тогда мой рассказ поможет мне?

– Я не одна, – просто ответила я. – Есть те, кто помнит намного больше. К тому же ты не выглядишь таким уж старым, что бы история шла в тысячных годах. Я не уверена, что я та, кого ты искал, но попробую помочь.

Парень, погрузившись в свои мысли, тихо начал рассказ:

– Рядом с домом росла слива, сильный осенний ветер сорвал последний лист с дерева. Кружась, жёлтый лист, упал к моим босым ногам. Я занёс дрова в дом и принялся разводить огонь, но сырые поленья плохо поддавались розжигу, я пытался раздуть огонь, подложив побольше лучины. Еле передвигая ногами, матушка подошла ко мне и села на пол, облокотившись о холодную печь и тихонько сказала: – «Сынок, слушай, должна тебе кое-что рассказать». Она замялась, было видно, что каждое слово даётся ей с большим трудом. Она продолжила, тщательно подбирая слова:» – Я жила в поселение, на Севере. Меня позвали на роды одной молодой жены, которая была очень плоха. Она с большим трудом родила ребёнка и сразу второго. Второй мальчик не закричал, как должно было быть, и я подумала, что это мой шанс, тогда я схватила малыша и убежала с ним. Благо никто не слышал твоего позднего крика. Вернувшись, я сказала остальным, кто помогал с родами, что малыш погиб. Роженица расстроится и так еле жива, а так не будет знать – ей лучше. Тем же вечером я ушла из города, поселилась, недалеко, где и растила тебя всю жизнь, как родного сына».

Борис замолчал. Он поправил свои волосы, запачкав их кровью парнокопытного, потом тихо продолжил:

– Я спросил кто мои настоящие родители, – парень глубоко вздохнул и почесал нос тыльной стороной ладони. – Она сухими потрескавшимися губами прошептала, что не знает. Возможно, эту информацию может знать старый оборотень, что весь покрыт шрамами.

Борис поник головой, загрустил.

– Она ещё что-то говорила? – осторожно спросила я и принялась вытирать стол. Собеседник покачал головой.

– Она хотела… сказать что-то ещё, но не успела. Скончалась.

– Оу, прости. Соболезную.

– Ничего, Илария. Это было давно. Я смерился.

– В каком году это было?

Борис посмотрел на меня.

– В 1609 году.

– Чего? – я выронила тряпку.

Теперь настало моё время удивляться.

– В 1609 году, – повторил тот.

Я смотрела на Бориса с нескрываемым удивлением.

– Я думала тебе лет семнадцать, но уж точно не ожидала, что 409.

– Нет, – спокойно сказал он. – Я родился 15 декабря в 906 году.

Потеряв дар речи, я только выгнула дугой бровь.

– Матушка приносила мне какую-то жидкость, которую я пил раз в неделю. По пятницам. Она не позволяла мне стареть, так же как и ей. Откуда она её брала и что это вообще такое я не знаю. Эликсира молодости осталось мало, едва ли хватит на месяц, – погрустнел он. – Будет обидно так и не узнать хоть что-то о родных. Хотя, понимаю, что их уже нет в живых, но хоть имена знать хочется, я ведь так и не знаю своего настоящего отчества и фамилии.

– Как назывался город, в котором ты родился, Борис?

– Ладога.

Забавно. И я оттуда. Сосед? Надо разобраться. Похоже, что эта Груша хорошо меня знала, раз была настолько уверена, что смогу помочь.