В перечне вечерних планов значились еда и сон, но Охотник не сидел на бархатном поводке желаний. Этой ночью солнце поворачивало в сторону зимы, а это означало, что ночью его ждет работа с травами. Согласно авторитетному фолианту «Большой справочник лекаря», приготовленные в ночь солнцестояния целебные травы станут вдвое целебнее. Спорить с «Большим справочником» Охотник не решался.
Он сбросил провонявшие потом штаны, рубаху и незаменимый плащ-хамелеон. В бочке оказалась вода, порядком заплесневелая, но старик с удовольствием смыл пыль и грязь. Мылся он прямо в прихожей, но вода не заливала утрамбованный, глиняный пол, а покорно исчезала через сложную систему стоков.
Закончив помывку, Охотник обтерся грубым полотенцем и с интересом понаблюдал за удивительным процессом исчезновения. В какой раз он с благодарностью вспомнил молодого инженера Килея Кида из крепости Нор-Строг. Шестьдесят два года назад в этой западной крепостишке Охотник, а вместе с ним – девяносто пять несчастных, одним из которых был пленный фарийский инженер Кид, просидели три полных месяца, замкнутые в кольцо вояками мятежного барона Адриано Ригго. Спустя три месяца солдаты барона оказались разбиты, а сам высокородный олух четвертован. Имперские войска заняли крепость. Охотник вновь оказался в рядах Западной Армии, а заодно – пополнил копилку личных знаний парочкой инженерных трюков… Годы спустя он воспроизвел одну из задумок башковитого фарийца в своих степных Убежищах…
Безжалостно наступая на лопнувшие мозоли, Охотник прошел в «гостиную». За время его отсутствия аскетичная комната не изменилась. Почти все пространство главной залы Северного Убежища занимали травы. Травы висели на потолке, лежали на широком столе, двух грубых стульях и атласном диванчике. Травы оккупировали вешалки, разнообразные крючочки и многочисленные полочки.
Травяные запахи смешивались с запахами земли и пыли, забивали ноздри и мутили сознание. Охотник, дабы поскорее приступить к инвентаризации пахучего гербария, запалил еще одну лучину. Стало светлее, но совершенно некстати в животе проснулся зверь по прозвищу Голод. Прирученный живоглот почувствовал дом и решил напомнить о своем существовании. Старик хлопнул по животу, но зверь и не думал униматься. Наоборот! Тварюга выпустила зубы, и в животе подозрительно заурчало.
Проблема решилась так же быстро, как и возникла. В кладовой отыскалось вяленное антилопье мясо, дикий чеснок и соленые сухари. Голод встретил находку обильной слюной. Охотник вздохнул, сглотнул и покорился воле негодяя.
Около обложенного кирпичами камелька нашлась кучка дров. Старик уселся на корточки, высек огонь. Оранжево-красный лепесток благополучно управился со щепой, подрос. Охотник подбросил в каминчик пару тонких полешек. Огонь жадно набросился на деревянное лакомство. Охотник протянул руки к пламени и улыбнулся…
Тихо потрескивали дровишки. В закопченной кастрюльке закипал ароматный настой из мяты, корня женьшеня и листьев черной смородины. Голод блаженно спал, заваленный сухарями, чесноком и мясом, предварительно разогретом на железном листе. Убежище наполняло тепло, а вместе с ним та невидимая и необъяснимая субстанция под названием «домашний уют».
Охотник прихлебывал горячий настой, чувствуя в этот миг умиротворение и покой. Он сидел прямо на полу, на лохматом одеяле из шкур степных волков. Измотанное погоней тело наслаждалось отдыхом. По измотанной временем душе растекалась печаль. Травяной дух кружил голову, но это было приятное кружение, приносящее радость. Охотник полной грудью вдыхал эту радость, и ему становилось еще печальнее, но хорошо. В отличии от горя, печаль ассоциировалась для него с чем-то положительным. Со счастьем, но счастьем неправильным.
