Ополоснув лицо из рукомойника, он влез в большие валенки и вышел в сенки. Чтобы открыть дверь, пришлось навалиться на неё всем телом. Дверь немного поддалась, и мальчик отодвинул засов. Выход был завален почти доверху.
– Ну вот, и по воду сходили, – усмехнулся он, зачерпнув полное ведро снега.
Около часа ушло у них с матерью на то, чтобы пробить узкую тропинку от крыльца до калитки, и ещё столько же, чтобы расчистить путь до коровника.
К обеду из деревни до большака прошёл трактор, сгребая снег с дороги. Именно тракторист обнаружил трёх застреленных волков и унты с остатками мужских ног. Это было всего в ста метрах от деревни. Но погибшим Алексея Николаевича Морозова признали только весной, когда нашлась голова. Тела так и не нашли. Волки растерзали человека на куски и утащили с собой. Больше они так близко к жилью не подходили – ни в тот год, ни в последующие.
* * *
От горьких воспоминаний Тимофея оторвал спокойный баритон капитана.
– Смотрю я, парень, и не могу понять – почему к твоей бренной персоне такое пристальное внимание со стороны КГБ?
– Это всё литература…
– В каком смысле? – удивился Багарда.
– Донос на меня накатали, что я поэму антигосударственную распространяю. Я тогда только-только на пилораму устроился, из учеников вылез, денег домой нормально, наравне со всеми, стал приносить. И тут вдруг прилетает воронок с обыском. Перевернули весь дом, ничего не нашли. Только тетрадку со стихами взяли и уехали. А через пару дней и самого забрали.
И Тимофей опять погрузился в воспоминания, рассказывая капитану, как было дело.
* * *
В избу вошли трое мужчин. Одеты в штатское, но по выражению лиц было понятно, что эти люди привыкли к военной дисциплине.
Глафира только что приготовила ужин. Тимофей сидел за столом и в ожидании, пока мать подаст тарелку, скатывал хлебные шарики и закидывал их в рот.
– Морозов Тимофей Алексеевич, кто у вас будет? – спросил один из вошедших, видимо, старший.
– Я, – в полном недоумении ответил Тимоха.
– Поэт?
– Да какой там… Так, для себя… – парень в смущении потупил глаза.
– Ну, давай показывай свои рукописи.
Всё ещё не понимая, что происходит, Тимофей встал из-за стола и прошагал в угол большой комнаты, к письменному столу. Вынул из ящика школьную тетрадку в сорок восемь листов и протянул её, особо ни к кому не обращаясь.
– То, что не сопротивлялся, – это хорошо, – невыразительным голосом произнёс старший. – Оформим как добровольную выдачу. Это всё?
– Да.
– А если подумать?
– А чё думать-то? Всё! – ощетинился Тимофей.
Он уже понял, что трое незнакомцев явились не просто так. Кто-то донёс, настучал. Значит, среди односельчан есть настолько подлые люди?
– Приступайте, – коротко приказал старший, одновременно доставая из внутреннего кармана пиджака какой-то документ. – Вот постановление на обыск.
Он протянул бумагу Глафире Андреевне. Она взяла постановление, быстро пробежала его глазами и всплеснула руками от ужаса.
– Господи, да чего же вы такое ищете?
– Крамолу и антисоветчину! Против строя твой сынок замахнулся.
Глафира опустилась на тяжёлый самодельный табурет и тихо заплакала.
Двое молодых мужчин, одинаковых, будто близнецы, принялись методично осматривать всю избу. Они открыли комод и выбросили на пол бельё, вытащили все пожитки из старого, ещё бабушкиного сундука, даже в печку залезли. Однако обыск ничего не дал.
– Ладно, то, что ты отдал, я заберу на экспертизу. Если обнаружат что-то антисоветское, вернусь снова… – не то пообещал, не то пригрозил старший.
