Рулевой, которого я видел накануне, тоже уже встал и чистил палубу. По моей просьбе он спустил мостки, и я мог сойти со своей труппой на берег.
В играх с собаками и Душкой, в беготне, прыжках через канавы и лазанье по деревьям время прошло незаметно. Когда мы вернулись к «Лебедю», лошади были уже запряжены и ждали только сигнала, чтобы пуститься в путь.
Я поспешил взойти на палубу. Через несколько минут якорь был поднят, матрос встал у руля, погонщик уселся верхом на лошадь, заскрипел блок у каната, и мы двинулись.
Какое наслаждение плыть по реке! Наша баржа плавно и легко скользила по воде. Лесистые берега тихо проплывали мимо, и ничего не было слышно, кроме журчанья воды да звона бубенчиков на шее у лошадей.
Стоя на палубе, я смотрел на высокие тополя и на их листья, трепетавшие в спокойном утреннем воздухе. Длинной вереницей тянулись они вдоль берега, образуя как бы густой зелёный занавес, который, не пропуская ярких лучей солнца, разливал сквозь листву нежный и мягкий свет. В некоторых местах вода казалась совсем чёрной, как будто за ней скрывалась бездонная глубина, в других, наоборот, совершенно прозрачной, и сквозь неё можно было видеть блестящие камешки и бархатистые водяные травы.
Я был всецело занят моими наблюдениями, как вдруг услышал, что меня зовут. Я живо обернулся. Это крикнул Артур, которого вынесли на палубу. С ним была его мать.
– Как ты спал? – спросил он меня. – Лучше, чем в поле?
Я подошёл к нему и вежливо ответил, обращаясь одновременно и к матери и к сыну.
– Где собаки? – продолжал он.
Я позвал собак и Душку. Они подошли поздороваться, а Душка начал гримасничать, как проделывал это всегда перед нашими представлениями.
Но о представлении в это утро не было и речи. Госпожа Миллиган уложила сына в тени и сама уселась с ним рядом.
– Пожалуйста, уведи собак и обезьяну, – обратилась она ко мне, – мы будем сейчас заниматься.
Я немедленно ушёл со своей труппой в самый дальний угол.
Чем мог заниматься этот бедный маленький больной? Я видел, что мать велела ему повторить урок, а сама следила за ним по книге. Лежа на доске, Артур отвечал, вернее, пробовал отвечать, так как он всё время запинался, ошибался и не мог связно произнести и трёх слов. Мать терпеливо, но настойчиво поправляла его.
– Ты опять не знаешь басни, – сказала она.
– О, мама! – с огорчением произнёс Артур.
– Почему ты её не выучил?
– Не мог.
– Почему?
– Не знаю… потому что я болен…
– Голова у тебя не болит. И я никогда не позволю тебе под предлогом болезни расти неучем. Почему ты так огорчаешь меня?
Мне казалось, что госпожа Миллиган была слишком строга, а между тем она говорила ровным и нежным голосом.
– Мама, я не могу! Уверяю тебя, не могу! – И Артур заплакал.
Его слёзы не поколебали госпожу Миллиган, хотя она казалась взволнованной и огорчённой.
– Я хотела разрешить тебе сегодня утром поиграть с Реми и его собаками, – продолжала она, – но теперь ты не будешь играть с ними до тех пор, пока не ответишь мне без ошибки всю басню.
Сказав это, она отдала книгу Артуру и ушла в свою каюту.
Оставшись один, Артур принялся повторять урок: я видел, как шевелились его губы.
Было очевидно, что он старался и работал усердно. Но это прилежание длилось недолго. Очень скоро он начал смотреть поверх книги, и его глаза, блуждавшие по сторонам, встретились с моими.
Я сделал ему знак приняться за урок. Он кротко улыбнулся, как бы благодаря меня за совет, и уставился в книгу. Но скоро снова начал смотреть по сторонам.
