В нашем саду не было ни аллей, посыпанных песком, ни длинных клумб, выровненных по шнурочку и засаженных редкими цветами. Прохожие не останавливались, чтобы полюбоваться на него поверх изгороди подстриженного терновника. Но я сам трудился над ним, я устроил его по своему желанию и когда говорил о нём, то с гордостью называл его «моим садом».
Прошлым летом я собрал и посадил в нём различные цветущие растения, которые должны были скоро распуститься. На жонкилях[3] уже появились бутоны, начинавшие желтеть. У фиалок показались маленькие лиловые лепестки, а в середине сморщенных листов примулы уже виднелись бутоны. Как они будут цвести? Меня это очень интересовало.
Но был один уголок моего сада, за которым я наблюдал с чувством большим, чем простое любопытство, – можно сказать, даже с некоторым волнением.
В этой части сада я посадил земляные груши[4]; мне сказали, что они гораздо вкуснее картофеля. Не говоря ничего матушке Барберен, я посадил в моём саду эти корнеплоды. Когда они пустили ростки, я уверил её, что это цветы. В один прекрасный день, когда они созреют, я в отсутствии матушки выкопаю земляные груши и сварю их. Как я это сделаю, я сам не знал хорошенько, но в моём воображении эта подробность меня мало смущала.
Как будет изумлена матушка! Как она будет довольна! Ведь вместо надоевшей картошки у нас будет новое вкусное блюдо, и матушка не будет так грустить о продаже бедной Рыжухи. А кто изобрёл это новое блюдо? Я, Реми. Значит, и я могу принести какую-то пользу.
Понятно, что я с большим вниманием следил за ростом моих земляных груш. Ежедневно я приходил взглянуть на тот уголок, где они были посажены. От нетерпения мне казалось, что они никогда не вырастут.
Я стоял на коленях, уткнувшись носом в землю, когда услыхал, что кто-то нетерпеливо окликнул меня. Это был Барберен. Что ему нужно? Я поспешно вернулся в дом. Каково же было моё изумление, когда я увидел перед собой синьора Виталиса и его собак!
Я мгновенно понял всё. Виталис пришёл за мной, и для того чтобы матушка Барберен не могла за меня заступиться, Барберен услал её с утра в деревню.
Чувствуя, что мне нечего ждать сочувствия от Барберена, я подбежал к Виталису.
– Умоляю вас, не уводите меня! – закричал я и зарыдал.
– Слушай, малыш, – сказал он ласково, – тебе не будет плохо со мной. Я не бью и не обижаю детей, а мои воспитанники, с которыми тебе придётся жить, чрезвычайно милы и забавны. О чём тебе жалеть?
– Матушка, матушка!
– Во всяком случае, здесь ты не останешься, – заявил Барберен, грубо хватая меня за ухо. – Выбирай сам: этот человек или приют.
– Нет, я хочу только матушку!
– В конце концов, ты мне надоел! – закричал Барберен в сильнейшем гневе. – Если тебя нужно гнать отсюда палкой, то я так и сделаю.
– Мальчику тяжело расставаться с матерью, за что же его бить? У него есть сердце – и это хорошо.
– Если вы начнёте его жалеть, он заревёт ещё пуще.
– Теперь перейдём к делу.
Сказав это, Виталис выложил на стол несколько серебряных монет, которые Барберен мгновенно сунул в карман.
– Где его вещи? – спросил Виталис.
– Вот они, – ответил Барберен, показывая на голубой бумажный платок, завязанный узлом.
Виталис развязал его и посмотрел, что там находится. В узле оказались две рубашки и холщовые штаны.
– Это не то, о чём мы с вами условились. Вы должны были отдать его вещи, а я вижу здесь только лохмотья.
