– Ты, правда, известный пианист, как о тебе тут говорят? – спросила Наоми, когда они подошли к причалу.
– Если ты впервые услышала обо мне только здесь, значит не такой уж известный.
– Я просто не интересуюсь классической музыкой, – пожала плечами девушка. – Надеюсь, ты не станешь доказывать мне с пеной у рта, что я слишком много теряю?
– Только если ты об этом попросишь.
– Только не сейчас, ладно? – Наоми слегка улыбнулась, склонив голову набок.
Сол пожал плечами, и сел, свесив ноги с причала. Жутковатая мысль о том, что все части тела Наоми каким-то странным образом имеют некую независимость от ее нервной системы и представляют собой отдельные организмы, говорящие между собой на неизвестном наречии, заставила Сола отвернуться и устремить взгляд к горизонту, где за спокойной гладью озера, зеленела полоса леса.
– Нет, правда, каково это, быть знаменитым? – продолжила Наоми, присела на расстоянии метра от Сола и принялась медленно размахивать ногами над водой.
– Неплохо, – пожал плечами Сол. – Но, на самом деле, я не рок-звезда, не футболист и не киноактер. Я всего лишь музыкант, у которого был его кусочек славы. Но теперь я не хватаю звезд с неба, и мое положение в своей среде не является причиной уверенности в завтрашнем дне.
– Скромничаешь? – Наоми заставила Сола внимательно посмотреть в ее лицо. – Хотел бы, чтобы я была права?
Этот вопрос поразил его своей простотой и жалящей истиной. Ох, как же просто признавать свое ничтожество перед самим собой, и как сложно, перед другим человеком. И как же страшно понимать, что эта неудовлетворенность от своего жизненного пути, от плодов своего нелегкого труда, так легко читается в нем, если эта девушка, которую он знает каких-нибудь пять минут, смогла так просто рассмотреть в нем не скромность, а самую настоящую неудовлетворенность.
Наоми улыбнулась уголком рта, и отвернулась с таким видом, словно сделала одолжение.
– Ты не подумай, я не имею в виду ничего такого…
Сол хотел махнуть рукой, но вовремя спохватился, отметив, что такой жест выдаст наличие «чего-то такого» в его голове.
– …Просто и так понятно, что если ты здесь, значит все не так просто, как может показаться на первый взгляд.
– А что показалось на первый взгляд? – усмехнулся Сол.
– Не строй из себя нечто особенное, – без грубости ответила девушка. – Тут все ищут одно и то же, и в этом поиске научились никому не доверять из страха, что кто-то другой найдет это первым и заберет себе все, не оставив другим ни кусочка.
– Это действительно интересно, – покачал головой Сол, искоса наблюдая за покачивающимися над водой ногами девушки. – Вроде бы ищем одно и то же, а доверить это не решаемся.
– А хотелось бы, правда?
– Ага.
– Как думаешь, чья ситуация страшнее: наша с тобой, хоть нам и тридцати еще нет, или, например, Маттео?
– Маттео? – удивился Сол.
– Да, – кивнула Наоми. – Он работает у Майера с незапамятных времен, после того как прошел его курс.
– И другие работники усадьбы тоже? – недоверчиво спросил Сол.
– О других не знаю, – покачала головой Наоми. – Но о Маттео знаю наверняка.
– А в чем его проблема? Почему он остался здесь?
– Страх? – спросила Наоми, скрестив руки на груди. – То есть это риторический вопрос, конечно, но я предполагаю, что Маттео, в конце концов, просто понял, что его место здесь. А, кроме того, насколько я знаю, до того, как оказаться у Майера он побывал и во вполне себе настоящей психушке, и вроде бы не в одной. Так что говорить о нем объективно нам с тобой трудно. Но, думаю, когда страх доводит до психозов, то остается только одна цель: чувство покоя и защищенности. Все остальное уходит на второй, или двадцать второй план. С этой точки зрения, вполне возможно, что Маттео действительно достиг того, о чем мечтал, именно здесь. – Наоми помолчала и добавила: – Нам проще: мы с тобой здесь не для того, чтобы что-то найти; мы здесь для того, чтобы от чего-то избавиться.
