– Да уж, да уж, – покачал головой Филипп в ответ на последние слова Сола. – Ну, настаивать я не смею, понимаю, что у каждого свои планы.
Тут он поцеловал жену в макушку, и Солу показалось, что жест этот был сделан исключительно ради него.
– Сейчас в моих планах пойти причаститься у Майера, так что, друзья мои позвольте откланяться. Опаздывать некрасиво.
– Разумеется, старина, – вновь хлопнул Филипп Сола по плечу. – Не смеем тебя задерживать. Пойдем, дорогая.
Эшли бросила на Сола короткий взгляд, в котором трудно было прочитать что-то доброе. Сол дождался, когда супруги спустились с террасы, а затем окликнул Филиппа:
– Эй, Фил, дружище! Забыл тебе кое-что сказать. Можно тебя на минутку?
Филипп несколько секунд лукаво смотрел через плечо, затем развернулся и вернулся на террасу.
– Слушай, старик, – заговорил Сол полушепотом. – Тут такое дело… тебе нравится вид этой террасы?
– Да, ничего так, – кивнул Филипп, чувствуя подвох, и губы его начали расплываться в улыбке.
– Правда? Мне тоже!
– И к чему ты это спросил?
– Да к тому, приятель, что мне не хотелось бы изуродовать эту террасу твоими кровавыми соплями. И я прошу тебя избавить меня от этой возможности, и навсегда исключить из своей речи какие-либо упоминания об одной местной постоялице, и ты прекрасно понимаешь, о ком идет речь. Договорились?
Филипп несколько секунд молчал, продолжая расплываться в улыбке, а затем начал давиться беззвучным смехом. Его примеру последовал и Сол, и вскоре оба мужчины вновь заливались хохотом, хлопая друг друга по плечам, и самих себя по коленям. И хоть смех их и был недобрым, и продиктован он был отнюдь не душевной расположенностью, но каждому из них было действительно смешно. Смешно просто смотреть друг другу в глаза, не стесняясь высмеивать собственное лицемерие. Так, продолжая смеяться, они разошлись в разные стороны, но стоило Солу войти в дом, как смех моментально прекратился, и лицо его приняло выражение глубокого презрения.
Сол даже не знал, чего он желал больше: чтобы его угроза возымела успех, или чтобы Филипп, почувствовав вызов, заставил доказать эту угрозу на деле. Этот долговязый педант вызывал в нем едва ли не физическое отвращение, и его, видимое острому взгляду, психическое расстройство никак не сглаживало этого ощущения, не вызывало ни капли жалости, а наоборот, лишь провоцировало желание причинить этому человеку еще большие душевные неудобства. Единственное, чего Сол не мог предположить – это того, что случилось во время обеда, когда он мирно поглощал в своем флигеле грибной суп, мысленно переваривал шестой сеанс своей терапии, и предчувствовал приятный отдых в ночное время в винном погребке. Тут-то он и увидел, как в его сторону мчится Луиза, что уже было крайне удивительно, поскольку Сол впервые увидел, чтобы эта женщина изменила своей семенящей походке с вжатой в плечи головой.
– Господин Кеин, помогите! – услышал Сол и поспешил выскочить наружу.
– Что случилось, Луиза?
– Господин Кеин, ради бога простите мне подобное выражение! – на бегу кричала Луиза излюбленную фразу. – Господа Фак и Райз окончательно рехнулись и устроили драку прямо за обедом.
Сол бегом бросился к дому, будучи уверенным, что вина за эту ситуацию целиком лежит на нем – спровоцировавшем в маниакальном Филиппе страсть к агрессии. Он ожидал увидеть Терренса избитым и даже в слезах, в ногах у разрядившегося Филиппа, но каково же было его удивление, когда, влетев в гостиную, он увидел, что красный как томат Терренс сидит верхом на Филиппе, прижимая коленями его плечи к полу, и раздает ему пощечины. И было похоже, что Филиппу совсем не унизительна эта сцена, поскольку лежал он спокойно, не дергая ногами и не стараясь освободиться, а на лице его, мотающемся из стороны в сторону, даже играла злорадная улыбка.
