Открыв ворота и помахав рукой обеспокоенной тёще частыми загулами давно умершего мужа, я выехал из хутора уже на подфарниках. Дорога была хорошо накатанная хуторянами и приезжающими родственниками у кого были свои машины, а то, что впереди мне предстояло преодолеть крутой подъём, я не боялся, имея такой хороший внедорожник. Мимоходом проверил свет фар и не удержался опробовать установленные на крыше машины, больше для крутизны, чем для надобности, добавочные четыре прожектора, но решив, что на подфарниках ещё хорошо было видно, всё выключил. Приятно было чувствовать под колёсами автомобиля накатанную землю, а не асфальт, и спокойно ехать без ослепляющего света фар встречной машины, за рулём которой сидит абсолютный баран, не переключающий свет дальних фар на ближний в своей машине, то ли от своей крутизны, то ли от забывчивости. Включённый автомобильный приёмник на всех волнах издавал какие-то повизгивания и улюлюканье, чего раньше не было, и пришлось поставить свой любимый диск с лёгкой музыкой. В открытое окно машины приятно задувал степной ветерок, густо пахнущий скошенными травами и землёй за день прогретой солнцем, и почему-то озоном, предвестником сильной грозы, которая могла быть ещё где-то далеко, но уже кое-когда освещала неоновым светом ближние тучки. Меня это пока не волновало, ведь чтобы выехать на асфальт, мне и десяти минут хватит, а на трассе дождь меня точно не догонит и мыть машину по приезде домой не будет надобности.
Я спокойно ехал по нашему хуторскому тракту, петляющему по низу широкого оврага, устало думая о проделанной за эти дни работе. И под тихое урчание сильного двигателя, я уже готовился не пропустить начало подъёма с выездом на асфальтированную дорогу, пока вдруг не уткнулся в какой-то плотный, как молоко, сиреневый с зеленоватыми разводами, туман. Сколько себя помню за рулём, такого тумана я нигде не видел.
В разные туманы я попадал – и в густые, и в полосатые, чередующиеся то чистой полосой дороги, то с туманом, но такого небыло. Включил ближний свет фар, затем противотуманные фары, но плотность тумана ненамного стала меньше, если ещё не хуже. Включил верхние фары, хотя прожектора вообще в таких случаях бесполезны, но я всё же включил и их, больше с психа, чем осознанно. Включенный свет верхних фар вообще создал какой-то сизо-молочный тоннель с тупиком и нависающим низким потолком. Вспомнив чёрта и перебрав с выражением все знакомые нехорошие слова, я медленно ехал по пробитому фарами сырому и довольно таки прохладному туннелю с сильным запахом незнакомых цветов или каких-то тонких духов, пока капот машины не уткнулся в закрытый шлагбаум и стоящих за ним людей. Первая промелькнувшая у меня мысль была о выставленном посту охраны санэпидстанции от ящура, и знакомо прозвучавшее слово «хальт» меня нисколько не насторожило, а только порадовало, что остановивший меня человек обладал здравым чувством юмора:
– Хальт! Зайне аусвайс!
Вот это дают ребята! А что, скучно, овраг со странным туманом, наступающая ночь, а здесь к ним развлечение само приехало – сам бог велел похохмить. И только сейчас я обратил внимание, что подошедший к машине человек был одет в форму немецкого солдата времён Второй мировой войны с автоматом на груди.
Но люди стояли вокруг освещённой светом фар машины, молча, как истуканы, наверное, заговорённые дразнящим запахом копчёных кур в неожиданно появившейся перед ними автомашине.
