Ника рыдала десять минут, вскоре успокоившись, начала засыпать у меня на руках. Я сунул руку в её волосы на голове и начал их расчёсывать пальцами, чтобы она быстрее упала в сон. Я смотрел на торшер, жёлтый свет которого начал бросать вызов моим ослабшим глазным яблокам. Циркадные ритмы не готовы к бодрствованию в такое время. Время было без сорока минут четыре часа утра, и я ушёл в сон вслед за Никой.
Шторы глазных яблок начали просеивать переливы белых оттенков. Я открыл глаза. Моё тело находилось в объятиях Ники. Ощущалось настолько приятно, словно в мамином коконе, и настолько крепко, будто в медвежьем капкане. Первое января – торопиться некуда.
Глазами я устремился вверх. Каждое утро я смотрю на потолок и вижу свисающие полипы мыслей на грядущий день. Перед тем как встать, на завтрак я поедаю чупа-чупсы из надежд и отчаяний, приправленных острыми или приторными эпитетами, в зависимости от настроения. Но сегодня было нечего сказать и не о чем думать. Шлейф немой тишины не растаял после сна, это печалило. Человек не способен находиться наедине с ничем. Так же, как растениям питаться влагой, людям необходимо получать информацию или занимать себя чем-то. Не будет этого – человек сойдёт с ума.
Солнце светило сквозь москитную сетку озонового слоя с томными облаками, а потом, через несколько минут, спряталось вновь где-то в небе. Делать было нечего, идти было некуда – я закрыл глаза, чтобы вновь провалиться в пространственно-временном континууме. Спать – сколько же приятного в этом слове. Первый робкий поцелуй в минуте, продолжающий устремляться до бесконечности после шестидесятой секунды в никуда; сладкий, с только что сорванным листом смородины, чай; принятие важных решений, сулящих грандиозный успех; освоение навыков, и последующая радость внутреннего роста; искренний взгляд мамы, видящей тебя таким, каким ты не видишь сияющий космос крупицами светового, рассыпанного Богом песка ночью над головой; прослушивание утрамбованной в голове любимой песни в формате .flac в подходящей для этого акустике не настолько греют, как слово спать. Во времена бесконечной суматохи, беготнёй за вымышленными ценностями уделять время сну – богатство.
Некоторое время я пребывал на периферии между сновидениями и действительностью. Будто робко ступал по этому матричному шву, связывающему вымышленное и материальное. Как канатоходец уверенно идёт до конца нити под его ногами, так я шёл туда, куда не знал. Местами мелькали текстуры обоев комнаты, где я спал, с запахами мест, которые видел во снах секундой назад. Местами я видел хлев с коровами и овцами, ощущая скованность и маломобильность из-за объятий в реальном мире. И вот я наконец испарился. Серые полутона сменились лазурными красками внизу и ярким ослепляющим солнечным ореолом сверху. Я оказался на дереве, растущем из дна океанического аквариума. На это дерево по лестнице из деревянных дощечек, вбитых напрямую в ствол, забирались мокрые, в купальниках, девушки и, не менее мокрые, в плавках, юноши. Это была одинокая ива посреди океана. Ствол дерева уходил глубоко на дно, а вокруг не было абсолютно ничего, кроме толпы беззаботно веселящихся людей. Первую минуту я наблюдал за происходящим. Компания друг за другом залезала на ветку, где сидел я. Пригнувшись проползали через меня, чуть не задевая моё лицо своими ягодицами и, по очереди хватаясь за тарзанку, отпрыгивая от ветви, улетали в воду, скальпом задевая листья свисающей кроны поникшей ивы. Брызги лазурной, будто ненатуральной, воды долетали до моих ног. Меня одолевало желание прыгнуть вместе с ними, и поэтому я влез без очереди и повторил их действия.
