Безбилетники - страница 32

– Да.

– Я кое-что узнал, – доносилось из трубки. – Новости не очень. Давай прямо сейчас подруливай на дачу к Лелику. Иди пешком, через лес, а не через город. А я отсюда через город поеду.

– Гуд, – прохрипел Монгол. – А что, совсем не очень, или так себе?

– Пока непонятно, – Том положил трубку.

Когда город укрыли прохладные сумерки, Монгол вышел из дома. Стараясь идти малозаметными безлюдными проулками, он быстро миновал последние заводские корпуса окраины, двустволку районной котельной, и вскоре зашагал вниз, по пыльной проселочной дороге в сторону леса, за которым пряталась дача Лелика.

С Леликом его познакомил Том. Монгол бывал у него пару раз, но они так и не стали друзьями. Лелик витал в иных, политических мирах, до которых Монголу не было совершенно никакого дела.

Поглаживая на голове микроскопическую щетину, он быстро шагал под горку, радуясь, что вырвался, наконец, из четырех стен на простор. Поля, поля, небо, и – тишина. Никого вокруг. Только колосится по обе стороны дороги тяжелая, еще незрелая рожь. Легкий ветерок безмятежно гонит по ней желто-зеленые волны вдаль, в синеющий на горизонте океан леса.

Наконец, спуск кончился, дорога свернула влево, а он пошел через поле, зная, что рано или поздно вновь пересечет ведущую в лес грунтовку. Из-под ног взмыл в небо жаворонок, зазвенел безмятежно, словно приемник, который никак не может найти нужную волну.

Он поглядел вверх, и вдруг, сам не ожидая от себя, широко распахнул руки и завалился прямо в рожь. «Никуда не пойду. Буду так и лежать здесь, пока не умру. Прорасту насквозь травой, чтобы тихо и никого, чтобы никто не мешал».

Он долго лежал, глядя в сиреневое вечернее небо, пока не укусил его где-то у лопатки большой рыжий муравей.

Грунтовка вела в сырой, пахнущий вечной осенью и комарами лес. За лесом блеснула река, спряталась на время за холмом. Монгол пошел вдоль берега, перебрался через мост и вскоре уже открывал знакомую калитку.

Из дома доносились шум, гомон, женский смех, звон посуды. У Лелика, как всегда, было полно народу.

На крыльце сидел известный городской националист по кличке Лужа. У него были длинные висячие усы пшеничного цвета и длинный же оселедец редких волос на коротко стриженной макушке. Лужа был лобаст и всегда угрюм. Он и на мир смотрел как-то недоверчиво, исподлобья, чем невероятно напоминал поэта Тараса Шевченко.

Лужа был знаменит тем, что имел у себя дома гроб. Этот гроб он время от времени сдавал в аренду различным политическим силам, которые таскали его на демонстрации, подписывая то «Коммунизм», то «Кравчук», то «Реформы».

Лужа увлеченно беседовал с Оксаной Адамовной, невысокой полной женщиной средних лет, преподавателем этнографии в местном ПТУ. Как и Лужа, Оксана Адамовна была националисткой, но, в отличие от первого, была всегда легка в общении, любила попеть, пошутить и посмеяться.

– Привет. А Лелик есть?

Ему махнули куда-то внутрь. В глубине дома Монгол увидел русофила Силина, интеллектуала Перовского и сатаниста Мясника.

– Винегрет человеческий! – ухмыльнулся он.

Сам Лелик был харьковским анархистом, который по каким-то причинам перебрался в их город. Он предпочитал жить на даче, поскольку, как говорил, был на заметке у местных органов милиции. Бывало, что менты щипали анархистов за самиздат, в котором не только предлагалось активно бороться против режима, но и подробно описывались методы борьбы с милицией, изготовление оружия и взрывчатки. Крамольные издания и листовки приходили большей частью из России, – а что еще может идти из большой и отсталой страны, которая к тому же на грани развала? Впрочем, в спокойной и мирно развивающейся Украине все это воспринималось скорее как детские шалости заигравшихся в зарницу пацанов.