– Баксы-то отдал? – спросил Монгол.
– Отдал, конечно. – Фотограф увидел проводницу и тут же потерял к Монголу интерес. – Сюда, девушка!
– А вы будете? – спросила она Монгола.
– Из ваших рук – хоть яд, – пропел Монгол.
– Яду у нас для пассажиров не положено, – улыбнулась она и снова ушла.
Вернулась проводница уже в совсем другом настроении.
– Так. Чай у меня взяло двадцатое. А кто это наверху? – хмуро спросила она.
Том не отвечал, делая вид, что его это не касается.
– Гражданин! – она толкнула его в спину. – А вы где садились?
– А? Та мы в гости зашли, – протянул Том, будто только проснулся.
– Поспать? А у себя не спится, да? Вагон какой?
– Восьмой! – буркнул Монгол.
– У Любки? А ну, пошли к Любке.
Что только не предлагали ей Том с Монголом. Построить замок, подарить луну, родить сына. Все было тщетно. Поезд остановился на небольшой станции, проводница откинула подножку.
– Приехали, ребята. Добро пожаловать в Павлоград! – сказала она.
Они не спеша побрели вдоль состава, обращаясь к каждому проводнику. Но те, словно сговорившись, не откликались на их просьбы. У первого вагона они остановились. Дальше идти было некуда. Над ними возвышалась проводница. Она, как холодная и неподвижная статуя, молча смотрела поверх их голов в неизвестность, туда, где исчезала вдали блестящая, как будущее, колея.
– Белорусы – это люди, сделанные из особенного, каменного теста, – громко сказал Том, надеясь на то, что его слова растопят лед в сердце проводницы. Но та закрыла дверь.
Тепловоз тяжело и сочувственно вздохнул.
– Теперь понятно, почему немцы так сильно буксовали в Белоруссии, – Том с ненавистью оглянулся на зеленую кишку состава. – Все дело в проводниках. Не пускали врага без билетов.
– А еще у них моря нет, – сказал Монгол.
Том глянул на жаркий, лоснящийся маслом, тепловоз, в окошке которого конопатый машинист протирал тряпкой желтые поручни. – И на крышу теперь не залезешь. Эй, уважаемый! Тут же на крышу нельзя?
– На крышу? Можно, конечно, но ненадолго. Пшик, и в пепел. Контактный провод. – Тот провел пальцем по горлу.
– Я так и знал. – Монгол бросил сумку на землю, сел на нее, перевязывая шнурок.
– Что, на юга едете? – безучастно спросил машинист.
– Ага. В Крым, к другу. Только денег нет. А ваши проводники выгнали.
– Какие они мои? Я местный, – улыбнулся машинист. – Но таких как вы, я уважаю. Я, может, даже сам в душе такой. Путешественник, можно сказать. А то жизнь идет, а мы все работаем, работаем.
– Так может, подбросите?
Машинист мотнул головой, глянул куда-то вдаль, убрал тряпку.
– А, залазьте!
– От спасибочки! – они мигом взобрались по металлической лестнице в тепловоз.
– Чешите в заднюю кабину. Только ничего там не трогайте, а то не доедем, – машинист хлопнул бесцветными, как лен, ресницами. – Да, забыл. Мой участок до Запорожья, там тепловоз меняют. Дальше спросите.
– Спасибо! – Том распахнул внутреннюю дверь и осторожно ступил на вибрирующий, лоснящийся от масла пол. Пройдя друг за другом его вонючее, грохочущее и пышущее жаром чрево, они распахнули дверь задней кабины. Здесь было относительно тихо и просторно. На широком пульте замерли видавшие виды приборы, стрелки, рычаги. Перед креслом машиниста торчал большой круглый руль.
– Прикинь, да. Руль. – Том подергал тяжелое много раз крашеное колесо.
– Руль как руль, – сказал Монгол, – нормально.
– А ты не думал, как ему рулить тяжело?
