Я понимал.
– Подумайте ещё раз, Саша. Вот десять тысяч, и больше за концепцию о Маяках мы вам не предложим. И никто не предложит. Вы должны это осознавать. Десять тысяч – и всё, – Борис опять сделал паузу. – Берёте?
Блефует. Для кого тогда остальные пачки
– Пятьдесят тысяч, – как можно более спокойно сказал я. Я вспоминал внутренности чемоданчика Шепетинского и снова и снова пересчитывал пачки. Пачек получалось никак не меньше пяти.
– То есть десять тысяч вы не берёте и подписывать ничего не будете?
– Именно так.
Борис пожал плечами, открыл свой чемоданчик, и камера заработала в режиме обратного просмотра – сначала исчезли договора, потом ручка, а затем и такая красивая пачка с купюрами.
– Всего тогда хорошего, Александр Николаевич. Моя визитка у вас есть. Захотите продолжить диалог – звоните. Только учтите, каждую неделю из ваших десяти тысяч будет отниматься по пятьсот долларов.
Какой, однако, козёл. Хороший переговорщик, но козёл. Нет, так просто он не уйдёт. В дверях, он сломается в дверях. Откроет свой саквояж и вывалит все пятьдесят. А не жалких десять. Главное – не дрогнуть первому.
– А вы не боитесь, что после вашего визита я стану продвигать свою книгу везде, где только могу, Борис? – спросил я.
– За что вы будете её продвигать, Олександр? – Борис назвал меня через «о». От этого веяло неуважением.
– Я найду, – ответил я. – Нашел же, за что издать.
– Бросьте, Стецкий. Ваш проект на канале ТВ3 закрыт на два месяца с неизвестной перспективой. Ваши статьи в журналы теперь берут всего по два доллара за тысячу знаков. И это даже не оттого, что вы плохи. В стране сейчас просто нет денег. Даже интервью, за которые вы раньше получали двадцатку, теперь считают по восемь баксов.
Шепетинский наклонился ко мне и сказал:
– Что вы валяете дурака, Саша? Подпишите документы, возьмите десять тысяч и будьте счастливы. Хотя бы ненадолго.
Осведомлённость Шепетинского о моих гонорарах меня очень удивила. Но я решил на это не отвлекаться.
– Я могу раздать те четыреста экземпляров, что у меня есть сейчас! – в запале сказал я.
Борис, взяв чемоданчик за ручку, поднялся.
– Вот видите, Стецкий. Вы уже прямо сейчас начинаете шантажировать меня. Нехорошо. Некрасиво, Александр Николаевич. Конечно, раздавайте ваши четыреста экземпляров, кто же лучше вас раздаст?
Шепетинский прошел мимо меня и вышел в прихожую. Из прихожей он сказал:
– У вас есть ложечка?
– Не понял? – не понял я.
– Ну ложечка, – сказал Шепетинский. – Обуться.
Чёрт, неужели он действительно так и уйдёт. Я тоже вышел в коридор и подал Борису ложечку.
– Одно колено не гнётся, – с улыбкой пояснил он. – Раздавайте свои экземпляры, Саша, десять тысяч – это не деньги, зато порадуете совершенно незнакомых вам людей. Вы же уже всем знакомым по экземпляру подарили?
Шепетинский с улыбкой посмотрел на меня.
А ведь и впрямь уйдёт сейчас. Но я выдержу, нужно держаться до самого последнего момента. В конце концов, у меня есть его визитка, чёрт побери. В конце концов, своё я получу в любом случае. В лифте. Он сдастся в лифте.
Я улыбнулся на прощание Шепетинскому. По-моему, вышло искусственно и криво.
– Маменьке кланяйтесь от меня, – решил пошутить я напоследок.
– Спасибо, но маменька моя в гробу лежит уже лет пять как, – ответил Борис. – Всего хорошего.
Борис повернулся, чтобы уходить, но задержался в дверях.
– Чего же вы всё-таки хотите, Александр Николаевич? – вдруг спросил он. – Неужели и впрямь денег?
