Время от времени неторопливо идут по своим делам местные жители. Они равнодушно оглядывают машину и шагают дальше.
В дальнем конце деревни узкие улочки неожиданно расступаются, открывая взору широкий пирс из потемневшего бетона. Вдоль пирса, длинной полосой уходящего в неприветливый океан, пришвартованы многочисленные рыбацкие лодки, которые качаются на волнах. Поодаль от берега ровная бетонная поверхность пирса плавно уходит под уклон: внизу показывается пристань, о которую плещутся волны. И здесь, возле поросшего водорослями слипа[12], я впервые вижу ее – «De Anima»[13].
У пирса, словно инопланетный космический корабль, стоит большая двадцатиметровая яхта, развернутая носом в океан. Среди крошечных лодок, тянущихся вдоль пирса, «De Anima» кажется настоящей громадиной: от ее самой высокой точки до воды метров восемь. Борта фирменного темно-синего цвета, на палубе белоснежная каюта с панорамными окнами. На носу четким строгим шрифтом выведено название судна – какое-то греческое или латинское изречение, перевода которого я не знаю. В корпус из стеклопластика встроена лестница с поручнями.
Виллнер подъезжает к слипу и, развернувшись в три приема, встает параллельно корме яхты. Он снова открывает бардачок и достает оттуда предмет, напоминающий мудреный пульт для открытия гаража.
Легкое нажатие кнопки – и с яхты доносится глухой лязг. Кормовая часть распахивается, пневмоцилиндры с жужжанием опускают огромный трап. Рампа откидывается, открывая глазам внутреннюю часть судна: пустой матово-серый гараж, в котором достаточно места, чтобы с удобством разместить один автомобиль.
Я подсматриваю в зеркало заднего вида, пытаясь разглядеть выражение лица мистера Виллнера. Мне любопытно: он так же поражен зрелищем, как и я? Водитель бесстрастно наблюдает, как рампа мягко касается слипа, будто это самая заурядная вещь на свете.
Машина плавно перекатывается с растрескавшегося бетона на гладкую рампу «De Anima», а я невольно удивляюсь: к чему такая демонстрация роскоши? Не спорю, я впечатлен. Но зачем все это? Неужели доктор Коделл пускает пыль в глаза? Намекает искушенным клиентам, что у нее все по высшему разряду? Что они не зря тратят деньги?
Фоном проносится мысль: может, это символизирует защищенность? Продумана каждая мелочь, а гостеприимство в Институте Коделл настолько всеобъемлюще, что мне остается сосредоточиться только на восстановлении?
Автомобиль заезжает в недра огромного судна. Когда позади закрывается рампа и рыбацкая деревушка исчезает за серой стеной, я вдруг чувствую себя изолированным, отрезанным от внешнего мира. С трудом напоминаю себе, что ради этого все и затевалось.
Виллнер открывает дверцу машины и ведет меня через строго функциональный гараж наверх, в роскошный до неприличия салон. Мой взгляд скользит по деревянным панелям, кожаной мебели, мягкому теплому освещению. Я оборачиваюсь к Виллнеру: он уже взял меню с напитками из деревянного бара в углу и протягивает мне.
– Благодарю вас, ничего не нужно.
Водитель с кивком кладет меню на кофейный столик и, ободряюще улыбнувшись, поднимается по обитой ковром лестнице к штурвалу. Не проходит и минуты, как у меня екает сердце – «De Anima» плавно отходит от пирса.
Монотонно гудят моторы, в окна по обеим сторонам виден лишь океанский простор. Я брожу по салону. За небольшой барной стойкой расположен винный шкаф, где охлаждаются крепкие спиртные напитки, вина и даже шампанское. Рискну предположить, что для Монти Хана содержимое шкафа было иным.
