Впрочем, в комнате полно всевозможных развлечений. Столы для футбола-кикера, бильярда, пинг-понга и даже старый автомат для игры в пинбол – все из резного лакированного дерева. На стене мишень для дротиков, на полу латунная линия разметки для метания.
Лишь приглядевшись к крошечным, незаметным мелочам, начинаешь видеть, как заботится о безопасности пациентов доктор Коделл. Вместо стекла плексиглас, бильярдные кии из стекловолокна. У дротиков для игры в дартс безопасный магнитный наконечник, который легко прикрепляется к мишени без прокалывания.
Я выхожу в дверь в дальнем конце комнаты и попадаю в коридор из голого бетона с ведущей вниз лестницей. Спустившись по ступеням, я открываю для себя цокольный этаж здания. Передо мной две двери. За правой прекрасно оборудованный тренажерный зал. За левой – бассейн: вытянутое помещение со стенами из белого камня, которое мягко освещает огромная кольцевая лампа под потолком.
Где-то рядом раздается несколько вежливых хлопков. Снедаемый любопытством и слегка встревоженный, я нахожу глазами еще один коридор, с другой стороны бассейна, и направляюсь туда. Аплодисменты затихают, и теперь до меня доносятся ритмичные удары теннисного мяча. Удар-отскок, удар-отскок-отскок. Снова аплодисменты.
Я стою на кромке большого подземного корта. Покрытие – искусственный газон. Всю стену занимает огромный рисунок: залитые солнцем трибуны с многочисленными зрителями. Болельщики похожи на героев открыток Дональда Макгилла[16]: розовощекие, круглолицые люди широко улыбаются, глядя на меня с восторгом. Я делаю робкий шаг внутрь корта, и фоновый шум тут же обрывается.
Тук-тук-тук! Чуть не подпрыгнув от неожиданности, я оборачиваюсь. В конце длинного коридора темнеет силуэт Виллнера. Ординарец деликатно стучит костяшками пальцев по стене, и я с радостью покидаю корт.
Мы возвращаемся в атриум и проходим в западную дверь – единственное направление, которое я еще не осмотрел. Обеденный зал представляет собой длинный прямоугольник, слабо освещенный тремя маленькими люстрами. Стены цвета грозового неба сплошь увешаны картинами: от масла и акварели до поп-арта шестидесятых. Рамы тоже разные – от старинных позолоченных до современных. Колонны и ряды картин теряются в темноте, царящей в дальнем конце зала.
