– О-о-о, повтори, – дразнит он, раздвигая коленом мои бедра, когда я, улыбаясь, целую его в губы.
«Сюзанну» починят, у нас будет достаточно денег, чтобы держать ее на плаву. Надо только закончить это дело, и вот, наконец, то приключение, на которое я подписалась, начнется.
Как раз вовремя, черт возьми.
Тогда
– Золотой мальчик снова пришел.
Кэм, официантка из «Бухты», многозначительно улыбается Лакс, когда они пересекаются в узком коридоре рядом с кухней, груженные подносами с пустыми стаканами, тарелочками из-под кетчупа и скомканными салфетками.
И несмотря на то, что Лакс вымотана, ноги дрожат от усталости, а волосы насквозь пропахли картошкой фри, она чувствует, как по телу бегут мурашки.
Последние две недели она испытывала это каждый раз, когда видела его. Иногда ей даже казалось, что она ждет этого ощущения – возникающего на краткий миг осознания, что она все еще может чувствовать хоть что-то помимо грусти и усталости, – больше, чем встречи с этим парнем.
Но теперь, украдкой выглядывая из-за угла, она вспоминает, что видеть его на самом деле тоже чертовски приятно.
Дело не только в его привлекательности. Красавчиков тут пруд пруди, и загорелый калифорниец с бицепсами, белыми зубами и светлыми вьющимися волосами не особо выделялся на их фоне. Лакс училась в колледже с такими парнями и видела их каждый вечер здесь, в «Бухте».
Но золотой мальчик все же отличается.
Лакс не понимает, чем именно. Возможно, дело в том, что он всегда приходит в бар один, а не в шумной компании парней, которые заказывают много пива и при этом оставляют на чай гроши.
Еще у него почти всегда с собой блокнот, и сейчас, когда Лакс наблюдает за ним, он достает его из холщовой сумки, висящей на спинке стула, заправляет волосы за ухо и открывает чистую страницу. В одной руке у него огрызок карандаша, а в другой – темное пиво.
– Он интересовался тобой сегодня вечером, – невзначай роняет Кэм за спиной Лакс, и та оборачивается, нахмурившись.
– Чушь собачья.
Кэм смеется, качая головой.
– Я серьезно. Ладно, он не сказал: «Привет, а где Лакс Макаллистер, моя будущая жена?» Но спросил, работает ли сегодня «рыжеволосая официантка».
Наверное, глупо испытывать такой прилив радости от безобидного вопроса, но всю дорогу до кухни щеки Лакс краснеют, а пульс зашкаливает, когда она ставит поднос на столешницу рядом с раковиной.
Кэм идет за ней по пятам и постоянно задевает ногу Лакс носком своего кроссовка.
– Иди, поговори с ни-и-им, – умоляет она, растягивая слова, а Лакс уже машет рукой, давая знак уйти с дороги.
– И что мне ему сказать?
– Скажи, мол, ты знаешь, что он спрашивал о тебе.
– Да, парни приходят в восторг, когда ты общаешься с ними, словно героиня из вестерна 1956 года.
Кэм снова смеется:
– Ладно, сделаем так. Он за моим столиком. Давай я возьму твой восьмой, а ты – мой с ним. Идет?
Лакс едва не отказывается, и позже, гораздо позже, она будет вспоминать этот момент на кухне «Бухты», запах жареной рыбы, пар, поднимающийся над раковинами, звон столовых приборов, шутки поваров на испанском… Тогда все это казалось неважным, не тяжелым и не обременительным. Ей просто выпала возможность поговорить с парнем.
Разве может такая мелочь изменить всю жизнь?
– Идет, – соглашается она, улыбаясь Кэм и протягивая ладонь для рукопожатия.
* * *
Золотой мальчик поднимает голову, когда она приближается к столику, и его улыбка очаровывает.
